Осиновая корона

Кентавры Арунтая-Монта довольно долго выжидали, не сражаясь в полную силу. Уна недоумевала, почему — а затем на берегу появилась первая группа всадников в гербовых плащах. Рыцари Ти'арга. Пока немного — всего десяток или дюжина; но кентавры, казалось, обрадовались и этому. Теперь у них был достойный противник.

За сражающейся толпой, шумным варевом залившей берег, доски причала и входы в сторожевые башни, конных воинов было трудно разглядеть: они защищали ворота в город, не отступая далеко. Кентаврам даже не пришлось прорубаться через строй пеших: большинство мечников и копейщиков отскакивали, точно напуганные зверьки, едва видели несущегося на них конечеловека — гору бугрящихся мышц под лошадиной шкурой и кожей, тёмной от дикого степного загара. Казалось, что от тяжёлого топота копыт камни содрогаются и дрожь переходит к воде; тучи чуть расступились, и мечи кентавров засверкали под нерешительными лучами. Схлестнувшись с рыцарями, они наконец-то пустили их в ход — до этого, против пеших, достаточно было вовремя приподняться на дыбы и опустить копыта на хрупкий человеческий череп.

Надо признать, рыцари бились отчаянно. Удерживали коней, которые ржали в страхе перед новой, странной магической сущностью (наш или нет? брат или враг?… К кому пришла столь извращённая мысль — слепить наше тело, быстрое и сильное, созданное для бега и воли, с лицом и безумным сознанием человека?), и не повернули назад. Снова и снова они отражали удары — от скорости и сокрушительной силы кентавров спасал металл нагрудников и кольчуг, — скакали на врага и отступали, поднимали щиты и атаковали из-под них и под ними, тщетно надеясь обмануть бдительность садалака. Клинки лязгали о клинки, напевая свою кровавую песню — хотя она, заглушённая шумом боя на берегу, не долетала до Уны. Она смотрела на поединок рыцарей с кентаврами, будто на немую движущуюся картину — будто на гобелены с изображениями турниров в спальне отца…

Лорда Дарета.

Глядя на причудливые восьмёрки и петли, вычерчиваемые мечами, на то, как разбегаются и сшибаются всадники и кентавры — почти грудь в грудь, — она думала почему-то не о воинских умениях дяди Горо и Эвиарта, а об уроках Дара с отцом. Вот что это напомнило ей — магию. Там тоже важно предугадать следующий ход противника, и опередить его, и обхитрить. Там тоже сплетаешь в узел всю свою волю, всего себя, чтобы выиграть и выжить — неважно, какой ценой. Сейчас, удерживая ледяной барьер вокруг кораблей Альсунга, она ведь тоже сражалась — с водами моря и теплом солнца. С ходом времени. С собственной слабостью.

Так значит, вся жизнь, от семьи и книг до любви, магии и политики — лишь война? И каждый рассвет — стон трубы, зовущей на битву?…

За первым отрядом рыцарей подоспели новые: ряды плотно стояли в воротах и за стеной, готовые умереть, но не пропустить кентавров. Уна видела, как первый всадник выпал из седла с перерубленной шеей и раной в боку: всё же мягкосердечие кентавров не помешало им. Вороной кентавр вскинул руку в молчаливом торжестве и вновь устремился в схватку. Стрелы немногословного Гесиса-Монта, оставшегося на берегу, свистели почти непрерывно, жаля пеших в бока, шею, грудь — ветер с моря был на руку серому кентавру. На поле боя он преобразился: никакого впечатления туповатости и медлительности — чистый талант и расчёт. Кажется, он и впрямь ни разу не промахнулся. А может, она просто убедила себя в этом — ведь в легенды всегда хочется верить.

Боуги с отравленными иглами остались на одном из кораблей: лорд Альен должен был позвать их, когда они понадобятся. Впрочем, они вряд ли сидят без дела — наверняка творят какие-нибудь чары удачи, судя по тому, как быстро и явно бой складывается не в пользу Ти'арга.

Уна не знала, сколько времени прошло. Она по-прежнему то стояла на коленях, то полулежала в центре пентаграммы, посылая энергию Дара в пульсирующий свет символов. Сердце билось затравленно, пересиливая себя; иногда перед глазами вспыхивали и гасли сверкающие точки. Штаны и блуза пропитались потом; когда она в очередной раз переместилась, чтобы размять затёкшее тело, то с удивлением обнаружила, что руки мелко дрожат.

Уже полдень? Позже? Где Лис и Шун-Ди? Всё ли в порядке с Инеем?

Нет, она не должна думать об этом. Нужно думать о конкретной задаче. Лёд. Лёд не должен исчезнуть раньше положенного.

Но её тело уже истощено заклятием. Её не хватит надолго. Она старалась не задерживаться на этой мысли, чтобы не впадать в панику.

Как только она подумала об этом, в небе над городом — в восточной его части — заалели крылья Андаивиль. Она поднималась всё выше и выше, точно гибельная красная звезда, а потом — застыла, паря, и выдохнула новый столб пламени. С двух других концов Хаэдрана ей «ответили» струями раскалённого пара Гедиар и Рантаиваль. Все целились вниз — отвесно, прямо на улицы. Сначала Уна бездумно смотрела на это, пытаясь угадать замысел лорда Альена; минуту спустя её осенило. Рынки. Сердце торгового Хаэдрана, основа его жизни и процветания.