Осиновая корона

Он помнит сестру, волнуется за неё; что-то внутри легко затрепетало от радости. Значит, обожание тёти Алисии не напрасно. Значит, они в самом деле когда-то были близки. Сказать ли ему о тёзке-племяннике — или это лишь напрасно разбередит нервы?

— Да. Думаю, да. Даже если война с коронниками коснулась Рориглана, дядя Колмар сделает всё, чтобы с ней ничего не случилось.

— Он хороший человек? — задумчиво спросил лорд Альен.

— Мне так кажется, — Уна ответила осторожно: его представления о «хороших людях» наверняка несколько отличаются от общепринятых. — Я не так хорошо знаю его, как хотела бы… Как могла бы, — исправилась она, когда её резнула чересчур проницательная синь глаз. — Но он честный и довольно умный. И… умеет веселиться. Они с дядей Горо часто охотились вместе. Раньше.

— Он заботится о ней? Уважает её?

— Да.

— То есть ты могла бы назвать их брак счастливым?

— Да, — повторила она, изумляясь всё больше. Лорд Альен затуманенным взглядом созерцал облака.

— Итак, Алисия счастлива, — тихо, точно самому себе, сказал он. — Я понял. Спасибо, Уна.

— Она и тебя очень любит! — выпалила Уна, наплевав на условности, страх и нехватку времени. Драконы несли их сквозь слои туч, и снег летел в лицо, и вражеские стены и паруса были уже где-то близко, но всё это вдруг превратилось во вздор, в преходящие мелочи. — Она искала тебя, когда ты исчез. И столько говорила о тебе, когда я спросила. Ты навестишь Рориглан? Или её можно было бы пригласить к нам с дядей Колмаром. Она будет так рада тебя увидеть!

Он смотрел вниз и вперёд — на паруса и белую палубу корабля, показавшиеся из-под облаков. И ничего не ответил.

* * *

Уже полчаса спустя всё было иначе. Лёд. Лёд стал всем, заполнил её изнутри, сковал её мысли, как зимами сковывал озёра и ручейки в предгорьях. Лёд был единственным, что занимало Уну: людские сомнения, страхи, грехи смешны по сравнению с его вечностью.

Лёд и вода. Они напевали ей свою равнодушную песню — песню весны, не желающей приходить.

Она стояла в центре пентаграммы, начерченной лордом Альеном; символы, похожие на бабочек и толстых жуков, рыб и цветочные лепестки, разбегались по доскам палубы, а строгие жирные линии — математически точная паутина — делили их на пять секторов, заключённых в круг. Рисунок мягко сиял изнутри, и от этого пасмурный день казался светлее. Лорд Альен всегда носил с собой кусочек особого мела для подобных случаев и недавно объяснил ей, как зачаровать его при полной луне — так, чтобы каждый след мела откликался на разлитую в мире энергию созидания или разрушения.

Лёд.

Белоснежные паруса надулись от попутного ветра; корабль шёл плавно, покачиваясь на невысоких волнах, влекомый чарами русалок. Краем глаза Уна видела нос другого корабля — тот шёл правее, чуть отставая. Двуликие (кентавров и боуги на этом судне не было) столпились на палубе, вооружённые мечами, ножами, стрелами и боевыми топорами; кое-кого из них защищала простая кожаная броня, остальных — только одежда из шкур. Она не смотрела на них, чтобы не отвлекаться. Знала, что все наблюдают за ней — десятки взглядов, подозрительных, любопытных и восхищённых, скрещивались на пентаграмме и кулоне с камнем, пылающим краснотой, — но не реагировала. Лорд Альен приказал молчать, и они молчали.

Когда лорд Альен был ещё на корабле, Лис спросил его: «Милорд, Вы уверены, что это не слишком?». Уна не стала прислушиваться к ответу. Больше того — ни голос Лиса, ни его тревога не тронули её. В конце концов, Лис живой, как и все. Пожалуй, даже живее многих. А значит, он не должен тревожить её сейчас.

Сейчас есть кое-что поважнее. Лёд. Закрывая глаза, она видела его холодные, гладкие грани, его жестокий блеск. Магия дрожью проходила сквозь тело, пульсируя в кулоне и зеркале. Лёд. Она старалась сосредоточиться по очереди на каждом из секторов пентаграммы — и не прекращала думать о нём. Лёд. Узоры на окнах, и немой вопрос застывшей воды, и гладкость, по которой скользишь и падаешь — беспомощно машешь руками, пока ёкает что-то внутри. Всё это он. Многоликий, как смерть.

Сверху донеслось карканье, потом — хлопанье крыльев и, наконец, человеческий голос. Двуликий-ворона превратился у неё за спиной. Она не обернулась.

— Вижу землю!

Радостные крики, иногда напоминающие лай или вой, были ему ответом. Кто-то потрясал в воздухе кулаком, кто-то обнажил клинок или проверял стрелы в колчане. Многие рванулись к носу корабля, будто это могло приблизить их к заветным восточным берегам.