Осип Мандельштам. Фрагменты литературной биографии (1920–1930-е годы)

Как мы видели, содержательно мандельштамовская инвектива восходит к кругу связанных со Сталиным тем, фигурировавших в оппозиционных генеральной линии партии кругах, биографически близких к поэту на рубеже 1930-х годов. Наиболее острая из этих тем – тема национальности Сталина и связанной с ней «азиатской жестокости» – имеет двойственную природу, как, с одной стороны, восходящая к «эксклюзивному» источнику (указание на осетинское происхождение Сталина)[400], а, с другой, получившая массовое распространение («кремлевский горец» как указание на в широком смысле «южную», «нерусскую» национальность вождя)[401].

Информация о том, что отец Сталина был осетином, впервые была, насколько известно, приведена в книге друга детства и ранней юности Сталина Иосифа Иремашвили «Сталин и трагедия Грузии», вышедшей на немецком языке в Берлине в 1932 году. 95-страничная книга Иремашвили была издана за счет автора, по всей видимости, в конце 1931 – начале 1932 года (авторское предисловие датировано 1 июля 1931 года)[402]. Вне всякого сомнения, появление книги воспоминаний о Сталине (публикация которых в СССР со второй половины 1920-х годов была поставлена под жесткий контроль со стороны вождя[403]), написанных лично знакомым ему автором[404], не могла остаться незамеченной в Кремле. Скорее всего, книга была переведена для «специального пользования». Есть, однако, и вероятность того, что воспоминания Иремашвили были доступны в СССР не только узкому кругу партийных читателей – книгу могли ввозить из Германии советские граждане, находившиеся в командировках. Одним из них был, между прочим, Л.Л. Авербах, как раз в начале 1932 года приезжавший в Берлин и специально интересовавшийся недоступной в СССР эмигрантской литературой[405]. Другим возможным источником сведений об осетинском происхождении Сталина могли послужить разговоры Мандельштама в Грузии в 1930 году (в частности, с Ломинадзе). Информация об осетинском происхождении (как унизительном, с точки зрения грузина) была уже тогда частью антисталинской «контрмифологии».

Если брать тему «кремлевского горца» в более широком смысле – как указание на нерусское происхождение Сталина – то, как известно, этот ее поворот вызвал резкое неприятие Пастернака, заявившего Н.Я. Мандельштам: «Как мог он написать эти стихи – ведь он еврей!»[406] В своих воспоминаниях Н.Я. Мандельштам отмечает, что не поняла этот ход мысли. Между тем смысл того, что, по-видимому, имел в виду Пастернак, может быть реконструирован, если рассмотреть упоминание «горца в Кремле» в более широком контексте темы «Россия под властью инородцев», типичной для массового антисоветского дискурса с первых лет революции. Актуальность этой темы для 1933 года подтверждает то, что именно в этот период осознание неэффективности советской национальной политики заставило Сталина перейти к постепенному «процессу полной реабилитации русской культуры и права русских на национальное самовыражение»[407]. Социологические исследования, проведенные после Второй мировой войны среди оказавшихся на Западе советских граждан, зафиксировали остаточные довоенные настроения: на вопрос, все ли национальности имеют в СССР равные права, часть респондентов утверждала, что «преимущества имеются у евреев, грузин и кавказцев, ссылаясь при этом на национальность Сталина и якобы непропорциональное представительство евреев на руководящих должностях»[408]. Вне всякого сомнения, мотив «горец/кавказец в Кремле» есть одна из составляющих «инородческой» темы, доминирующим элементом которой было указание на «евреев в Кремле/у власти». Антисемитский подход был органической частью более широкого «антиинородческого» комплекса, причем обыкновенно адепту первого был свойственен и второй.

Так, например, 14 июля 1930 года, А.И. Тиняков, автор нашумевшей в свое время «Исповеди антисемита»[409], записывал в дневнике:

Все последние дни были заняты 16<-м> съездом большевиков. Грузинский дьяволодурак еще раз поставил на колени Рыкова и Томского и мимоходом давнул Крупскую. Молчал только Бухарин, но возможно, что на вчерашнем заключительном > заседании и он растянулся на брюхе перед «дивной жопой Кавказа». Эти «правые», конечно, тоже сволочи, но они все-таки понимают то, что надо же населению хоть что-нибудь жрать. Сталин же и его подручные обрекли на голодную смерть десятки миллионов людей и не поперхнулись[410].