- а.. лин! Са...б...ин! - донеслось издалека.
- Держи ему руки! - проорал мне в лицо потный Мальцев, пытаясь надеть ефрейтору нечто вроде наушников. Кое-как замотали голову, и Мальцев орал теперь уже более отчетливо: - Цепляй "глушители", дуба врежешь!
- Да все нормально.
- Одевай, говорю! Скоро такое начнется!
- Да обойдусь я, не ори в ухо!
И мы разом ощутили невесомую тишину. Раздирающий визг исчез. Горииванова усадили, дали хлебнуть из плоской железной бутылки и все застыли, как на кинопремьере.
- Плохо, братцы, - он поморщился. - Крысяки требуют того, кто в них стрелял... Ефрейтора и тебя, - майор посмотрел на "гопника".
Теперь тишина давила многопудовой тяжестью, изредка прокалываемая свистом грызунов. "Гопник" спросил:
- А меня за что?
- Не знаю, Ероха.
"Гопник" длинно сплюнул через зубы и вытащил папиросу. Ефрейтор уставился в потолок. И я, похолодев, начал понимать, что не станут они рвать вороты и, крича "ура!", столбить себе дорогу огнем.
Как же так?! Вот сидят живые люди, наши боевые товарищи. И за просто так отдать их на съедение? На съедение в прямом смысле?!
- Вы что, совсем сдурели?! - не выдержав отторгающего молчания, подпустил я "петуха"". - Да сколько там этих тварей?! Сотня? Тысяча. Две? У нас огнеметы и оружие, у меня гранаты есть! Прорвемся, братцы! Да вы кого испугались?
Горииванов устало оборвал меня:
- Сиди молча.
- Молчанку своей жене пропишешь. Пошел ты! Людей моих не дам! Хрен тебе фунтовый.
"ТТ" легко прыгнул мне в руку.
- Ложь пугач на землю.
Я посмотрел вправо, назад и увидел тушу бойца "Плутона" с огнеметом. Брандспойт был направлен мне в спину.
- Давай-давай!
Козел однорогий. Тихо как зашел. И быстро.
Я стоял, держа "тэтэшник" и совершенно не знал, что делать. Сзади упирает дуло амбал, впереди еще трое, а мой патрульный, хоть и вооружен, сидит и, улыбаясь, как деревенский дурачок, таращится в потолок. Как быть? Одного-двух уложить мне по силам. "Гопник" прыгать не станет, эти у стены оружие засунули далеко. Только амбал опасен. Дунет огнем - и хана, шансов никаких.
Так, стоп! Если огонь попадет в меня, то все равно пойдет дальше и поджарит остальных. Значит, стрелять он не будет и тогда я...
Не успел я додумать "что тогда". Горииванов в немыслимом прыжке ударил меня ногой в живот.
Выблевав положенное в таких случаях, я рванул подсумок, где прятал "лимонку", но рука нащупала пустоту. Вот, гады, укатали все-таки.
- Это ищешь?
Мальцев подбрасывал на ладони гранату и грустно улыбался:
- Эка ты, бляха, прыткий!
- Сам ты бляха заборная.
Капитан, жонглируя гранатой, смотрел мне в лицо:
- Ну, говори. Чего замолк?
- А не о чем мне с вами разговаривать, чести много.
Не то что бы я был такой храбрый и отважный. Или жить не хотелось. Нет. Просто, тоска взяла. Не думал я, что застрелят меня, будто дезертира какого в этом подземелье.
- Ты знаешь, сколько трупов мы отдали крысам зимой? - послышался Мальцевский тенорок, а Горииванов тут же подсказал: - Каждый седьмой.
- Ты знаешь, сколько ребят полегло, когда в октябре они рвали наши заслоны?! Но тогда мы знали, где их ждать. - Мальцев опустил голову. - Бациллы крысиной чумы будут готовы лишь к августу, город не готов к борьбе. Если их солдаты - сотни тысяч - выползут наверх, в Ленинграде начнется паника.
Молча курил "гопник", пуская дым вниз; смотрел в потолок ефрейтор Лиходей. Давящий туман ваял стену из холодного мрака, и только нелепый фонарь, скрипящий вертлюгом, бросал на нас желтые капли света. Нервно мял подбородок далеко не веселый Волхов; царапал ватную ногу здоровяк-огнеметчик, снимая невидимую в темноте грязь; сопел у стенки Мальцев; Майор Горииванов, о чем-то задумавшись, выбивал железную дробь на баллоне.
- Жаль, столько харчей спустили крысакам, - криво усмехнулся "гопник". - Пойду, пожалуй.
Резко повернулся Горииванов:
- Сядь, успеется.
Тот послушно сел, а "плутоновец" обратился ко мне:
- И ты успокойся. Не надо делать из нас зверей в людском обличье. Сто раз легче принять последний бой, поверь мне. Только у нас на данный момент перемирие и если наша сторона его нарушила, следовательно...
- Сюда все!
Голова одного из огнеметчиков, покрытая паутиной, осветила радостью проем:
- Это не солдаты, товарищ майор! Это бродяги!
Горииванов, Мальцев, все вскочили. Даже приговоренный "гопник" растянул "лыбу", будто услышал про амнистию к Седьмому ноября.
- Фонарь дай! Трясучку, лучше трясучку, - нарастал шум голосов. - Да иди ты со своим патефоном, - прогнали суетившегося Волхова.