Осколки

Они стояли на холме, у границы владений некроманта: Кэлвин, его проклятый хозяин, одноглазый мальчишка южной крови лет шести, безликая девчонка в капюшоне и шлюха. Шею шлюхи украшал ошейник с темным камнем – такой же, как у Кэлвина. Страннее отряда и не придумать. Некромант был мрачнее тучи, девчонка безучастно пялилась перед собой, шлюха плакала, мальчишка спал в повозке, укутанный мехами. Тогда-то некромант и стребовал с него злосчастную клятву, которая, по сути, передавала право владения Кэлвином девушке в капюшоне.

Тогда Кэлвин не собирался исполнять обещанное, он лишь хотел вырваться, а девчонка казалась такой хрупкой – дунь, переломится. Кэлвин желал ее сломать, вырвать ее сердце на глазах у треклятого некроманта и смотреть, как она захлебывается собственной кровью, а его глаза заполняет отчаяние. Ошейник сдерживал его порывы, и Кэлвин был на грани, чтобы пойти против воли хозяина и погибнуть, но девушка подошла к нему – такая маленькая и бесстрашная, посмотрела в исполненные яростью глаза и спросила хрипло:

– Как тебя зовут?

Кэлвин удивился, услышав ее голос, все это время он думал, что она – немая. Она даже плакала молча и с каменным лицом, лишь крупные слезы катились по ее щекам, падая на грудь. Впрочем, чаще она просто сидела с отсутствующим взглядом, безучастная к происходящему. Они ехали несколько дней, практически без привалов, останавливаясь лишь на ночлег в придорожных гостиницах, и за все это время она не проронила ни слова. Ее большие глаза смотрели, почти не моргая, и под ними залегли темные круги, из ворота платья торчали острые ключицы, и на взгляд Кэлвина эта женщина могла прельстить разве что покойника, но тот, кого он ненавидел, смотрел на нее с нежностью.

Когда они остановились и спешились на границе, некромант вручил девице плеть.

– Меня называют зверем, – прорычал Кэлвин в ответ на вопрос девицы, и ошейник сдавил его шею сильнее – некроманту не нравилось, когда его женщине угрожали.

– Ты поклялся, – напомнил хозяин, и кровь Кэлвина, горячая кровь зверя, закипела. – Теперь ты принадлежишь ей.

Наверное, Кэлвину стоило порадоваться, на вид она была совершенно неопасной и вряд ли стала бы издеваться над ним, но единственное, что он тогда ощутил – это гнев. Он все еще помнил себя свободным, хотя это было очень давно. Свобода жила в его крови, являлась частью его нутра, она пела, звала на волю, побуждала бегать диким зверем по лесу и охотиться на более мелких животных.

– Ты мне ничего не должен, – не глядя на некроманта, произнесла девица. Она бросила плеть в грязь и придавила ее сапогом, а руки сжала в кулаки, словно его, Кэлвина, ярость передалась и ей. Немного позже он узнал, что ее грызла собственная, гораздо более сильная и неистовая. – Но ты можешь пойти со мной, если захочешь.

– Лаверн… – возмутился некромант, но она полоснула его острым взглядом.

– Он мой, верно? – спросила она резко. – Ты сам сказал. Ты подарил мне его!

– Он твой, – кивнул бывший хозяин Кэлвина.

– Хорошо.

Она повернулась к Кэлвину, обняла его за шею и расстегнула ненавистный ошейник. Он отправился в грязь, к плети, и Кэлвин от неожиданности отшатнулся. Она… освободила его? Дала волю?! Все это казалось ему сном – одним из тех, которыми он грезил по ночам. Впервые за долгое время он вдохнул полной грудью, и воздух показался ему сладким, как мед. Некромант нахмурился и положил руку на эфес меча. Он боялся, и страх его был еще слаще, чем первый вдох свободы.

– Меня зовут Лаверн, – ничуть не испугавшись, сказала девица и взяла Кэлвина за руку. – И я совершенно не знаю, что делать дальше. Куда идти… Ты волен оставить меня здесь и убраться восвояси, но я буду рада, если отправишься со мной. Я умею создавать проклятья, а Мария, – она кивнула в сторону шлюхи, – неплохая провидица. Вместе у нас больше шансов выжить.

Кэлвин считал, что шансов выжить у нее нет совершенно. Возможно, именно потому он сказал:

– Я дал клятву. И потому пойду с тобой.

Он ни разу не пожалел о своем выборе, но порой, когда его звериная суть брала верх, Кэлвин забывал и о клятве, и о благодарности, и о том, насколько привязался к Лаверн, проникся ее миссией. Он был просто зверем, и свобода пела в его крови.

Некромант тогда явно не был доволен поведением Лаверн, но не сказал и слова против. Лишь поджал губы и застегнул на ее шее серебряную цепь с камнем глубокого зеленого цвета. От камня веяло магией, и зверь внутри Кэлвина ярился. Как истинный анимаг, он не доверял силе амулетов.

“Это тоже вид ошейника, – сказал он Лаверн немного позже, когда доверие между ними укрепилось. – Дар хитреца. Сними, иначе он принесет тебе беду”. Лаверн тогда посмотрела на него странно, но камень оставила. Она выжгла из себя все воспоминания о бывшем хозяине, но с амулетом расстаться не смогла. Кэлвин не мог допустить, чтобы это ее погубило.