Осколки

— Помнишь падальщиков?

— Помню, а что?

— Там человек лежит. Зарыть бы надо, пошли, поможешь.

Он уже раздобыл у хозяина пару мотыг.

Покойник выглядел скверно, зверьё и стервятники успели поживиться. Иного от такого зрелища вывернуло бы наизнанку, но Антенор лишь поморщился, да и то, скорее от сострадания.

— Это ангар, — высказал он предположение.

— Почему так решил? — спросил Репейник.

Антенор пожал плечами.

— Эти трясли знаком ангара.

— Совсем необязательно, что его сорвали именно с этого бедолаги.

— Да, необязательно, — согласился Антенор, — но я всё же думаю, что это гонец. И, полагаю, Аристомен имеет к нему какое-то отношение. Что ты знаешь о нём?

— Не больше, чем ты, — ответил Дион.

Они выкопали могилу. Дион вытащил медяк. От лица покойника мало что осталось, потому монету просто положили рядом с ним.

— Сказать бы чего надо, да мы даже имени твоего не знаем. Не обессудь, — произнёс Дион.

По пути назад они не разговаривали, а Антенор всю оставшуюся дорогу до Сидона и вовсе не проронил ни слова.

Глава 5. Хвост

Сидон

Почти весь год в этих краях господствовал юго-западный ветер и потому любой путешественник, приближаясь к Сидону с севера, ощущал зловонное дыхание города задолго до того, как перед ним вырастали его стены.

— Знаешь, Сахра, чем это пахнет? — спросил Репейник у юноши.

Тот улыбнулся и молча помотал головой.

— Деньгами пахнет, — с усмешкой объяснил Дион, — деньжищами.

— Никакие дэнги не стоят жизн в эта воныща, — недовольно проворчал Багавир, — куда ты заманыл нас, Аполлодор?

— Это красильные мастерские, — сказал Протей, — они все в северной части города, за стенами, там почти всегда подветренная сторона.

Вскоре его слова подтвердились. Вдоль дороги потянулись красильные сараи. Зловоние усилилось настолько, что путниками пришлось затыкать носы.

— Великая стена Сидона, — Протей указал на длинный холм, целиком состоявший из раковин иглянок.

— По преданию собака Фойникеса, самого первого финикийского царя, разгрызла раковину иглянки, — с видом знатока рассказывал Сахре Репейник, — и её морда окрасилась красным.

— Брехня, — подал, наконец, голос Антенор, — это всё придумали эллины. Не слушай его, Сахра. Собака, наверное, просто порезалась о край раковины. Краску не добыть, просто расколов раковину.

— Можно добыть, — возразил Протей, — только мало. И ждать долго. Потому мясо иглянок сначала давят, потом выдерживают три дня в соляном растворе, а затем десять дней вываривают на слабом огне. А потом окрашивают ткань и высушивают на солнце. Ткань сначала желтеет, потом зеленеет, синеет и, наконец, становится пурпурной. Больше всего красят здесь, в Сидоне, но в Тире краска лучше и дороже.

Красильные сараи, поначалу показавшиеся бесконечными, наконец, сошли на нет. Приближаясь к городским воротам, дорога прошла в тени дюжины старых ливанских кедров. Их серебристо-серые кроны напоминали плоские войлочные шляпы, насаженные стопкой на копьё. Потом путники миновали живую колоннаду из кипарисов. А дальше им открылось зрелище, неизменно сражавшее наповал каждого нового путешественника, только что зажимавшего нос и представлявшего, что вот-вот въедет в гигантскую выгребную яму.

Финиковые пальмы, кипарисы, оливковые и плодовые рощи. Сидон утопал в зелени садов. Антенор, Ксантипп, Сахра и Багавир, прежде не бывавшие здесь, разинули рты, разглядывая удивительное царство цветов. Здесь господствовали совсем другие ароматы.

Впрочем, старый перс всё равно продолжал ворчать. По его настоянию артельщики пересекли город из конца в конец и остановились в южной части, в районе Египетского порта. Здесь они расположились на большом постоялом дворе, где бытовал эллинский обычай — сдавались внаём только комнаты, а кормёжка гостей не предусматривалась. Приходилось самим закупать на рынке все припасы и готовить. Зато здесь брали гораздо меньшую плату.

Антенор опять попытался вызнать у Репейника, как артельщики собираются урвать кусок хлеба в городе, славном не только пурпуром, но и верфями и, конечно же, корабельными мастерами. Тот снова не ответил ничего вразумительного. Кивнул на Аполлодора — дескать, думать — вожака забота, а мы люди маленькие, нам только топором махать. Сам, хитрец, о своих делах помалкивал, а македонянина умудрился развести на откровенность. Откуда мол, такой красивый нарисовался.

Впрочем, Антенор не особенно и запирался. Он чувствовал, что без помощи ему дальше не протянуть, потому открылся Репейнику, что спасается от облыжного обвинения в убийстве. И поведал подробности.

— Архифилакита порешил? — удивлённо протянул Дион.

— Да не я, говорю же, меня подставили, — раздражённо бросил Антенор.

— А, ну да. И что теперь намереваешься делать?

— Не знаю.

Дион на некоторое время заткнулся, обдумывая услышанное.

Артельщики сняли большую комнату, в которой поместились все вместе и перетащили туда свой нехитрый скарб. Определили на постой волов, а потом направились в город. На хозяйстве оставили Ксантиппа и Сахру.