Он скакал до наступления темноты, затылком чувствуя погоню. Как назло, в ту ночь наступило новолуние. Темень, хоть глаз выколи. Пришлось остановиться и заночевать в лесу, подальше от дороги. Наутро он продолжил путь. Ещё оставалась надежда, что первый гонец добрался до цели.
Почти достигнув Сидона, Аристомен снова свернул с дороги. Опасался, что возле северных ворот его снова может ждать засада. Заложил большой крюк и въехал в город с востока вскоре после полудня.
В Сидоне сразу же подтвердились худшие опасения. Достаточно было одного взгляда на скучающую стражу у ворот, чтобы понять — гонец здесь не появлялся. Аристомен стегнул коня и помчался по узким улочкам, как умалишённый, браня себя, на чём свет стоит.
«Старею. Отяжелел и разленился».
Слишком много времени потеряно, и как бы уже не стало поздно.
Возле дверей филакиона он спрыгнул с коня и вытащил из-за пазухи знак ангара. Не медный, как у рядовых гонцов, серебряный. Этого знака вкупе с перекошенной рожей Аристомена стражникам хватило с лихвой. Мигом встрепенулись. Без разговоров приняли поводья и распахнули дверь.
— Поликсен у себя? — спросил Аристомен.
Один из привратников кивнул.
— Позаботься о моей лошади.
Рабочий кабинет, фронтестерион, начальника городской стражи располагался в самом дальнем от улицы углу дома, и пройти туда можно было только через внутренний дворик. Имелся и потайной ход, о нём знали очень немногие: пара-тройка приближённых царя Абдалонима и менее дюжины македонян, состоявших на службе сатрапа Птолемея. Аристомен входил в их число.
Дверь он отворил без стука. Сидевший за столом человек явно не ожидал увидеть постороннего и даже не поднял головы, занятый чтением какого-то свитка. Лишь бросил раздражённо:
— Что там у тебя ещё, Бакид?
— Радуйся, Поликсен, — сказал Аристомен, — хотя ума не приложу, чем я могу тебя порадовать.
Хозяин фронтестериона оторвался папируса и удивлённо посмотрел на вошедшего.
— Аристомен? Какими судьбами? Я думал, ты давно уже сгнил в грамматеоне у Ефиппа.
— Не совсем. Он иногда выпускает меня глотнуть свежего воздуха.
— Скорее спускает с цепи.
— Можно и так сказать.
Аристомен вошёл внутрь и притворил за собой дверь.
— Вид у тебя какой-то запыхавшийся, — отметил Поликсен, — что-то стряслось?
— Стряслось, — выдохнул Аристомен, — они не договорились.
— Кто?
— Ты же не знаешь… — протянул Аристомен, — я про наше посольство к Циклопу говорю.
— Про посольство? Я слышал кое-что. Вроде как хотели просто подтвердить нынешнее состояние границ. Типа того, что мы признаём всё ваше, а вы всё наше и никто никому ничего не должен. Ну и всеобщая дружба, и любовь, конечно.
— Любовь, да. Как бы нас теперь не отлюбили во все щели из-за одного жадного «фракийца».
— Ты про Лисимаха? А что с ним?
— Придурок потребовал, чтобы Циклоп поделился со всеми захваченной в Сузах царской казной. И Фракии ему мало, Геллеспонтскую Фригию захотел.
Архифилакит присвистнул.
— И что?
— И всё. Циклоп заявил его послам, да и нашим тоже, что они мёртвого осла уши получат, а не царские сокровища, за которые он один на один с Эвменом бился. Ну и ещё несколько слов добавил, уж не буду повторять.
— Этого стоило ожидать, — пожал плечами Поликсен, — я бы на его месте тоже так ответил.
— Стоило ожидать? А то, что Антигон сразу после этого пересечёт Оронт, ты ожидал?
— Что? — мигом побледнел Поликсен.
— Что слышал. В Сохах уже собралось двадцать тысяч человек. Там Андроник-олинфянин и Неарх. Восемь дней назад я узнал, что Деметрий ведёт туда ещё пять тысяч. И это ещё не всё. Сбор в Сохах, это, знаешь ли, не против Кассандра, как думали некоторые дурни в Александрии. И такая толпа за несколько дней не собирается. Стало быть, Циклоп загодя уже всё распланировал. И как распланировал, любо-дорого посмотреть. Мы ни сном, ни духом… Вот смотрю на твою обалдевшую рожу, а они, наверное, уже к Триполю подходят. Молчи, не говори ничего. Вижу уже, гонцы Филокла до тебя не добрались. Их перехватили.
— Уверен? — спросил Поликсен, сминая пальцами край папируса, который только-что читал.
— Тело одного я даже нашёл. То, что от него осталось. Догадываешься, что это означает?
Поликсен медленно кивнул.
— Вот и я о том. На нас идёт Циклоп со всем войском, а у нас под боком имеются желающие открыть ему ворота. Скверно, Поликсен, очень скверно. Мышей много развелось, никто не ловит. Стража сонная.
— Двадцать пять тысяч… — пробормотал Поликсен.
— Наверняка больше, — поправил Аристомен и спросил, — Килл здесь или в Тире?
Килл, стратег Келесирии, был одним из друзей Птолемея. Ставка его находилась в Сидоне. Так повелось ещё со времён Александра, которому Сидон, в отличие от Тира, покорился без борьбы, за что получил привилегии фактической столицы «Страны пурпура». В Тире сейчас даже не было царя. Низложенный Александром и помилованный Адземилькар диадему более не носил и царём Тира и Сидона считался Абдалоним, который происходил из обедневшей до крайности ветви царского рода и возвысился по прихоти Гефестиона.