Лиора прикрыла глаза и прижала ладони к прохладному шершавому камню. Когда-то давно вход можно было бы отпереть с помощью ключа, но теперь предстояло снимать консервацию магическим путем. Впрочем, техника была ей известна – церковники никогда не делали из этого великой тайны, резонно предполагая, что в ином случае при необходимости важные ресурсы могут оказаться просто недоступны для нуждающихся в них. Даже новичков в магии обучали открывать подобные двери. Ничего сложного в этом не было – достаточно было замкнуть основной контур. Распечатывать подобные законсервированные строения в целях мародерства было преступлением и перед законом, и перед магией, но сейчас Лиора не чувствовала сомнений, не чувствовала близости чуждого и запретного. Она ощущала близость тайны, открытий, которые могли бы быть полезными, но и только. Словно это место ждало, когда хоть кто-нибудь о нем вспомнит, и было готово рассказать о себе любому любопытствующему.
Кажется, Герб даже не смеялся над ней.
Лиора выдохнула. Очень многие ограничения, существовавшие среди одаренных, не были жесткими догматами и куда больше опирались на совесть мага, чем на формальные предписания. Возможно, поэтому в самой Империи заклинателей за пределами церковных орденов было крайне мало, и воспринимались они простыми людьми не всегда с благожелательностью. Обеты и предписания священных книг заменяли Путь многим одаренным. Ковен присматривал за магами Союза – но его власть не была всесильна, и не все его члены в итоге придерживались принятых законов. И часто последнее приводило к большим жертвам.
Но сейчас Лиора не ощущала, что делает что-то не то. Хотя с некоторым для себя удивлением и поняла, что, несмотря на побег из Илуниона и возвращение в Кольцо, сейчас, как и в последние дни, она думала о себе именно как о маге. Возможно, дело было в густых лесах, в самих Баронствах, где носителей дара было исчезающе мало, и то, что Лиора не смогла бы сделать в Навире как одаренная, просто не сделал бы никто другой. Возможно, так повлияло отношения Мики и его друзей, явно впечатлившихся историей с медоедом, а впечатлить Волчьих Стражников дорогого стоило. Но так или иначе – именно она сейчас должна была решить, насколько опасно распечатывать аванпост, и, собственно, открыть двери, явив миру то, что столетиями не видело солнечного света.
Несколько артефактов определенно находилось в помещении, но никакой тьмы или чужеродности в нем она не сумела разглядеть, хотя и пыталась на протяжении многих часов до этого.
Тайна ждала по ту сторону каменных дверей. Лиора закрыла глаза, внимательно и осторожно ощупывая плетение. Хотя здесь на входе явно были следы каких-то еще заклинаний, кроме стандартных, но они пали под натиском времени, не являясь частью всего комплекса невероятно долговечных консервационных чар. Возможно, кто-то когда-то и пытался отвадить незваных гостей, но сейчас от этих попыток осталось лишь жалкое эхо. Ее задор только подстегивала неизвестность.
Наконец да Сильва нашла нужный контур. Короткий импульс – и запирающие чары пали. Легкий шорох пронесся по пирамиде и каменные двери бесшумно распахнулись. В нос ударил запах затхлости и разложения. В помещении за дверями было абсолютно, непроницаемо темно – аванпосты строили без окон, полагаясь на магическое освещение и лампы. Свет от входа слабо разгонял темноту, но Лиоре, стоявшей первой, удалось различить валявшийся на полу обломок меча. Она шагнула вперед и подняла повыше масляную лампу, до упора выкручивая фитиль.
И обомлела.
– Великая Богиня, – прошептал заглядывающий через плечо Мика. – Что здесь произошло?
– Не знаю, – так же шепотом ответила Лиора. – Что-то ужасное.
Действительно ужасное.
Неяркий свет выхватывал устилавшие пол тела. За годы, проведенные под чарами, не предназначенными для сохранения плоти, трупы превратились в засохшие скрюченные мумии. Повсюду валялись клинки, наконечники копий, стрелы, остовы щитов. Тела лежащих все как один были одеты в черную истлевшую форму со смутно знакомыми Лиоре знаками какого-то существовавшего и поныне ордена. Большинство из мертвецов при жизни были воинами. Разорванные и истонченные кольчуги и чешуи прикрывали высохшую плоть, а высохшие ладони все еще сжимали рукояти истлевших, рассыпавшихся клинков. Разрубленные шлемы валялись по всему полу, покрытые огромным слоем пыли, изменившиеся от магии и времени, но все еще вполне узнаваемые.
Десятки, сотни мертвецов смотрели со всех сторон пустыми глазницами. Лица их, искаженные смертной мукой, казались произведением чудовищно реалистичной картины неизвестного художника, а не отражением реальности.