Осколки небес

— Для ритуала все приготовлено, повелитель, — напомнила Белфегор.

— Что ж, как ни сладостно оттягивать момент истины, но время поджимает. Не будем испытывать судьбу.

— Все-таки боитесь! — вновь закричала Варя.

С выражением легкой досады на лице Мастема едва заметно шевельнул рукой, и она закашлялась: долго, мучительно. Кровь брызнула с губ на грязную мозаику пола. Андрей заскрежетал зубами от бессильной ярости, но тут перед ним возник Асмодей со знакомой книгой. По телу побежала предательская дрожь, страх затуманил мысли.

Возьми себя в руки, зажмурившись, подумал Андрей. Не раскисай! Не поддавайся! Не сдавайся без боя!

Когда он открыл глаза, на жертвеннике вокруг копошащегося среди пеленок голого младенца уже стояли глиняные сосуды. Сколько раз они являлись ему в кошмарах! Плотные до вещественности коконы из богомерзких заклятий, в каждом из которых томилась вырванная из тела душа. Тускло поблескивали цепочки. Мастема вытянул над ними руки. Его яйцеподобный, облепленный мертвой кожей череп впитывал желтый свет, льющийся от свечей, паучьи пальцы жадно подрагивали, а за спиной клубилась тьма.

С губ Асмодея сорвались первые слова заклинания.

Где-то в памяти забил набат. Последним, что увидел Андрей прежде, чем провалиться в беспамятство, была кровь, лужей расползавшаяся вокруг столба и пропитывавшая островки подтаявшего снега.

* * *

Молиться не получалось. Злая сила парализовала рассудок. Слова рождались через одно и увязали в трясине нечистот, отравивших воздух.

Как Нуриил мог присутствовать в этом притоне мерзости и не испытывать отвращения, не желать уйти и очиститься, не стремиться выжечь скопившееся у алтаря паскудство потоком божественного огня?.. Впрочем, сохранилась ли в нем хоть капля света? Едва ли: блистательная оболочка таила гнилое нутро. Он испарился лишь однажды, когда бесы запели, призывая на подмогу разрушительные силы ада: ангельское естество не терпело их тлетворного влияния.

Мастема высказывал чудовищные богохульные идеи — что ж, от демона иного ожидать глупо. Азариил слышал подобное много раз и не вникал в исковерканную суть, снисходительно и с долей брезгливой жалости списывая ее на духовную инвалидность говорившего. Он лишь боялся за Андрея и праведницу: нельзя, нельзя было терять веру за миг до конца. Нельзя усомниться на пороге смерти! Мастема того и добивался: смутить, поколебать, утащить в пропасть отчаяния.

— Претерпевший до конца спасется, — шептал Азариил, не сводя глаз с Андрея — Варю ему видно не было. В отличие от молитв, эта мысль крепко засела в голове, и он цеплялся за нее, чтобы не потерять разум. Ведь какой бы вздор ни нес Мастема, Азариил понимал: невмешательство небесных сил есть расплата за самоуправство. Пренебрегшие промыслом и возвеличившие собственную волю отдаются на попечение самих себя — за что борются, от того подчас и погибают. И винить некого, и незачем строить лживые теории об «ошибках» и «слабом звене», опровергающие божественную непогрешимость.

Азариил не желал Андрею быстрой и легкой смерти. В груди, безусловно, теснились уже знакомые, усвоенные и выстраданные за время воплощения эмоции: милосердие, привязанность, стыд. Они прожигали насквозь: все бы отдал, лишь бы помочь. Но разум — и те осколки ангельской благодати, которые не успели перегореть, которые ещё не посмели отнять — кричали: «Терпи!» И надеялись, вопреки всему надеялись на милость и человеколюбие Отца. Всему на земле свое время: падать и вставать, жить и умирать. Время разбрасывать камни и время собирать камни… И претерпевший до конца — спасется. С креста не сходят, с него снимают.

Мастема оставил ритуал изъятия души на попечение Асмодея, и тот с яростным усердием взялся за дело. Его голос развернулся в полную мощь и загрохотал под куполами, возмущая пространство, отзываясь в земных недрах гулкими ударами и утробными стонами. Горячий колдовской ветер — отравленное гарью, серой и страданием дыхание преисподней — разметал заносы на полу, швыряя в лицо пылью и брызгами талого снега. На зубах заскрипел песок. Огоньки свечей неистово заколыхались, словно обезумев от страха, но не погасли — нечисть заботилась о точности ритуала, соблюдая предписания в мелочах. По стенам поползли жуткие, уродливые тени.

Адский яд отравлял. Азариил чувствовал, как заклинание иглами впивалось в тело Андрея, выскабливало из него душу, снимало с нее плоть тонкими полосками. Волны агонии распространялись от несчастного, но загораживаться Азариил не стремился. Бесы ликовали, наслаждаясь тончайшими оттенками человеческих страданий, а он терпел, принимая в себя брызги и накаты боли, будто сопричастностью к ней можно было искупить вину.

Наконец заклинание иссякло, и обрушилась тишина. Андрей обвис на веревках, уже не живой, но и не мертвый. Варя закричала. Ее заставили замолчать, и вопль переродился в кровавый кашель.