Осколки памяти

Я очень дорожу дружбой с ним, очень нежно отношусь к этому человеку и блистательному артисту. Жаль, что судьба мало сводила нас в работе.

"Вы знаете, как я готовлю сациви?"

Великий Михал Ильич Ромм был велик во всем. Вот мы получили эту зарплату статистов, деньги появились. Решили отметить. Дело было в Дубне, там проходили съемки картины. Ушли мы в лес, выпили и вечером вы­шли к танцплощадке. Высоченный Андрюшка Смирнов, для солидности еще отпустивший бороду, пригласил ак­трису и стал с ней рок-н-ролл отчебучивать. Лихо пляса­ли. Вдруг подошла компания и представилась дежурным по городу патрулем - дружинники. А во главе - работ­ник местного горсовета товарищ Безобразов в сером кос­тюме.

- Прекратите эти танцы! У нас так не танцуют! - заявил он.

Андрюшка прекратил танцевать, мы быстро удали­лись от веранды и натолкнулись на администратора, ко­торый сказал, что Ромм вас зовет к себе в номер.

Пришли к Ромму в номер. Садимся на диванчик тес­но-тесно, по спине холодок: было достаточно того, что Ромм позвал нас прямо в номер и что от нас пахло вод­кой. Казалось, что вот он, конец, наступает.

Михал Ильич говорит:

- Ребята, а вы знаете, как я совершенно изумитель­но готовлю сациви?

Молчим.

- Для того чтобы приготовить настоящее сациви, нужно...

И далее следует весь рецептурный и приготовитель­ный комплекс.

Ромм заканчивает свой достаточно длинный моно­лог:

- Вот приедем в Москву, я вас всех приглашаю на дачу, приготовлю вам сациви, тогда и выпьем. А сейчас не надо.

Вот такой житейской мудрости он и учил. Теперь-то я понимаю, что он учил нас жить. Жить правильно.

Хотел отдохнуть, пришлось работать

Однажды летом мы приехали из ВГИКа в Минск на каникулы. Решив отдохнуть, как люди, отправились на рыбалку на Браславские озера. Только разбили палатку, расположились - приезжает машина со студии с запис­кой от Чарика Викторова: "Игорь, проблемы со съемка­ми, Один не может, другой по срокам не успевает. Приез­жай на одну из центральных ролей".

И играл я с Александрой Назаровой и Виталиком Со­ломиным. Он - герой-пескоструйщик, а я - спортивный телерадиокомментатор, отвратительный соблазнитель, ко­торый заманил его возлюбленную, героиню-маляршу, на дачу. А там и шампанское, и все остальное... Но она неожи­данно сбежала, а я остался на этой даче один. Вот такое кино.

Многое мне было непонятно, но что вызывало самое большое недоумение - это сама малярша. Зачем она мне нужна? На что режиссер отвечал: "Играй. Так написано". Фильм назывался "Любимая".

Футбольный матч, кстати, я комментировал, как Бог на душу положит, - никакой же я не комментатор.

Вот такие получились вакации.

Традиционно во время летних каникул всех белорус­ских студентов, обучающихся во ВГИКе на разных факуль­тетах, собирал у себя в кабинете министр культуры Бело­руссии Киселев. Кофе там подавали. Всем нам выписали центральные белорусские газеты, которые в Москве мы исправно получали, чтобы не шибко отрывались от родной земли, знали, что у нас в республике происходит.

"От старого акушера"

Не помню, по какому делу я был у Михал Ильича. Прихожу к нему в кабинет и вижу стопку книг - только что из типографии. Он разговаривает со мной, одновре­менно раскладывая на своем красивом бюро пасьянс, а я все думаю, как бы это книжку выпросить. Ромм, заметив мое нетерпение, говорит: "Да не ерзай ты! Подарю!"

Закончили мы разговор, он не глядя берет из стопки книжку, очень быстро что-то пишет и отдает мне.

В прихожей мы прощаемся, как всегда нежно, по-до­машнему, я выхожу на лестничную клетку и, конечно же, сразу открываю книгу, а там написано: "Игорю Добролю­бову - хорошему человеку от старого акушера". Под­пись - "Ромм".

Вот тут-то я и остолбенел: почему акушер? Сел на ступеньки около лифта, растерянный и обалдевший. По­том понял, что акушер - это человек, который помогает при родах. Не рожает сам, а помогает родиться. Слезы по­текли - вон там, за дверью, остался гений, а тут - стру­чок, не способный расшифровать его надпись.

Красноречивые немые этюды

Практическое обучение студентов режиссуре было организовано четко: сначала тебе давали 100 метров пленки, и ты снимал немой этюд, позже 150 метров - звуковой этюд. Ребята-старшекурсники, два будущих режиссера, узнав, что я до ВГИКа играл в театре, пригласили меня, еще первокурсника, сниматься в их немом этюде. Я не понимал, чего они от меня хотят, и что надо делать. Когда попадаешь на чужую площадку, не ориентируешься, чего хочет режиссер. Они же, похоже, считали, что раз я артист, то должен соображать. Но я ничего не понимал, был совершенно растерян и какую-то колбасень там вытворял. Простите, ребята.