Читаем Осколки памяти полностью

Профессия кинорежиссера, как известно, связана с постоянными разъездами, вот и моя режиссерская жизнь вся прошла в экспедициях. Не снимать я не мог, и весь дом сразу лег на плечи Неллы Ивановны, которая муже­ственно тащила этот груз, хотя сама работала на студии "от и до" начальником звукоцеха. Она никогда не вме­шивалась в мою работу, а создавала мне все условия. Нел­ла - удивительная женщина. Заботливая очень, внима­тельная очень, преданная. Я был весь поглощен своими картинами, она же вся была поглощена нами - детьми и мужем. Вот такой, наверное, должна быть женщина, жена, мать и подруга в жизни.

Она и сейчас продолжает нас "тянуть", обо всех хло­потать, хотя сама неважно себя чувствует. Я вот тут сижу книжку пишу, а она в это время где-то в ОВИРе в очере­дях оформляет вызов старшему сыну, чтобы приехал в гости.

Нелла - партизанская дочь, всю войну маленькой девочкой провела с семьей в партизанском отряде. Ее отец, учитель по профессии, командовал партизанской брига­дой, получил звание генерала. Когда немцы в апреле 1944 года, ожидая наступления наших войск, начали круп­ную карательную операцию против партизан и блокирова­ли болотную зону Полесья, Иван Васильевич организовал в ледоход переправу людей через реку Opeсa. Сам он как командир шел последним и попал под ураганный огонь - от него не осталось ничего, кроме брошенной на берегу реки простреленной шинели. Накануне Неллу с сестрой отпра­вили через линию фронта на самолете, а их маму, как и ос­тальных, Иван Васильевич успел переправить на тот берег - перебирались, держась за перекинутую через реку веревку. Вот те люди - и дети, и взрослые - они как раз все и были победившими чувство своего страха, настоящими людьми.

Поскольку от генерала Скалабана не могли найти ни следа, он оказался "пропавшим без вести", а его родные, по законам того времени, - не семьей геройски погибше­го на фронтах Великой Отечественной, а пропавшего без вести. Так к ним и относились. Но семья Неллина, слава Богу, дружная, выкарабкались.

Сама Нелла мне иногда напоминает военную мед­сестру: девчушечку, которая по чудовищному, взрываю­щемуся со всех сторон полю ползет, взваливает на себя раненых бойцов - откуда только силы берутся - и вы­носит их с поля боя.

Все, что у меня есть, и главное - дети, ее заслуга. Мое участие в их воспитании заключалось в решении глобальных вопросов, всеми же приключениями Миши и Алеши, и детсадовскими, и школьными, занималась Нелла Ивановна. Только однажды я пришел поговорить с воспитательницей, объяснить ей, что мальчик не ру­гается матом, просто он грамотный и читает вслух все, что написано, - "булочная", "магазин", и три буквы, которые видит на заборе, тоже произносит. А посему устраивать скандал "отчислим, выгоним, отменим при­ход в сад без родителей!" ни к чему, и это педагогу сле­дует понимать.

Во всех интервью, когда я упоминаю о сыновьях, я говорю, что жить мне помогают дети. Это важно. Как-то я пригласил их к себе в кабинет, решился на такой вот разговор: "Никудышный я, ребята, отец: помочь вам в жизни ничем не могу, в наследство тоже мне вам нечено оставить - авторских не платят". На что старший и говорит: "Папа, ты нам нужен просто фактом своего существования". Комок в горле встал...

Я жалею, что мало уделял им внимания: мальчишкам доставалось то, что оставалось от картин... так нельзя. Стыдно, а не исправить уже. Я с сыновьями ни разу не был на рыбалке, не был ни в одном путешествии. Ни с сыновьямм, ни без. Все работа, работа, хотя Ромм говорил: "Гуляйте по лесу, влюбляйтесь в красивых девушек, ходите в театр... Когда жизнь будет полной, тогда будет искусство". Иными словами, не замыкайтесь в своей профессии, не ограничи­вайте себя.

Однако же ребята выросли прекрасными людьми - умными, тонкими, добрыми, внимательными к родите­лям, к своим детям.

Миша, учась в МГУ, категорически отказался брать у нас деньги, хотя тогда это для нас не составляло про­блемы. Получая Ленинскую стипендию, он организовал команду ребят, пошли работать дворниками, убирали территорию вокруг университета. Кстати, Ромм прав был абсолютно, когда в "Девяти днях одного года" в сце­не в ресторане у него между учеными разгорается дис­куссия относительно некой физической задачи. В том, что такое бывает, я убедился на собственном опыте, на Мишкиной свадьбе. Когда настал миг, которого ожида­ют все отцы и матери, дедушки и бабушки, тетушки и дядюшки, - сын женится - моя сестра Вика, живущая в Москве (она журналистка, работала на ЦТ), арендова­ла на вечер кафе (поближе к дому, чтобы легко было добираться). Пришли Мишины ребята-физики, со сто­роны невесты были девчонки-журналистки, пошла свадьба своим чередом. В разгар веселья я вышел поку­рить, возвращаюсь в зал, вижу, что там, где сидят жених с невестой, в центре буквы "П", собралась куча ребят: кто - на стол залез, кто на табуретку встал, и приглушенный говор идет. Подхожу - непостижимо: решается какая-то физическая проблема!

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное