Осколки памяти

Наш администратор послал в Одессу объявление, со­брались местные детишки - вроде, все хорошие мальчишки. Смотрим. А в отдалении, на парапете сидит пацане­нок: в белой рубашоночке, волосы совсем белые от солнца и морской соли. Подхожу - ух, хорошее лицо! Кряжистый мужичок - наш! И чтобы начать разговор и познакомить­ся, я не нахожу ничего более умного, как спросить:

- Ты плавать умеешь?

Более дурацкого вопроса одесскому мальчишке, вся жизнь которого проходит у моря, задать было невозмож­но! Он медленно поднимает голову, смотрит на меня, по­том толкает локтем сидящего рядом друга и, показывая на меня пальцем, говорит ему:

- Он еще спрашивает!

Все! Вот это "он еще спрашивает" сразу и окончатель­но для меня все решило.

Познакомились, договорились, и Витя Махонин при­ехал в Минск на пробы.

Утвердили его единогласно: Витя действительно был такой маленький работящий мужичок. Плюс к тому, он очень точно чувствовал и делал все безупречно. Да, Витя Махонин был просто безупречен. У него, видно, у самого в семье сложности были. Я не влезал ему в душу, не расспрашивал, сам себе не давал такой возможности. Но я помню эпизод на пробах, когда мальчонка получил похоронку, и как у него в глазах появились слезы. Он все точно прочувствовал. "Тебе письмо!" - кричит Лялька, а по репродуктору в этот момент Левитан сообщает об успехах наших войск. Он боится взять треугольник, эту "пулю в конверте", отступает от нее. И я в картине сде­лал огромный, длиннющий пробег: под голос Левитана мальчонка бежит, бежит, бежит... Останавливается, раз­ворачивает - и видит, что это папкина похоронка.

Он был физически очень крепкий мальчик, с ним не было никаких сложностей. Капризы, неудобно, тяжело, устал - этому парню ничего подобного знакомо не было, работал наравне со взрослыми.

Без сомнений

Все другие актеры были для меня заранее ясны. Я знал, кого возьму на роль бабушки - замечательную актрису "Мосфильма" Елену Александровну Максимову, с которой я до того был знаком только по экрану. Видел, какое у нее прекрасное лицо, нежное, доброе - настоя­щая бабушка, похожая на мою бабушку, только более се­денькая.

Именно она дала тональность той сцене, когда Лялька принесла извещение Ивану Макаровичу. Бабушка увидев конверт, сразу все поняла, сжалась. Лялька под­задоривает: "Ваня, пляши! Тебе письмо, пляши!", а бабуш­ка знала, что это за "письмо".

Дядя Кузя тоже был для меня определен - ленин­градский актер Аркадий Васильевич Трусов, в работах "Ленфильма" я его видел неоднократно. Очень характер­ное лицо - худое, с хорошим носом. Работяга с совершен­но дивными натруженными руками. Настолько фактур­ный, что его часто приглашали сниматься, хотя он и не был актером по профессии. Трусов пел в хоре Балтфлота, причем брал октаву басом профундо. Талантище! И в жизни басил.

Как же он трепетно общался с детьми! Словно и не играя вовсе, лечил Ивана Макаровича от простуды; вра­чевал запрещенным нынче методом: натер ему спину медвежьим жиром, дал полстакана водки с перцем - "Главное, наружу не выпусти", - закутал в шубу, поса­дил к котлу: "Сиди и потей!". И Ванька исправно напотелся до полного чуда.

Сцена растирания была жутко трогательная: когда на спинку мальчонки укладывались огромные ручищи, это был полный восторг. Тут обо всем думалось: и что дедушки нам нужны каждому, и что отцы нам нужны каждому. И многое вспоминалось...

"Ты хоть одного ребенка родил?!"

Валентина Харлампиевна Владимирова... Дивный человек, удивительная актриса, Божий дар - актриса от земли, как Макарова. Добрая, внимательная, веселая бес­конечно! На вопрос: "Тетя Валя, как дела?", отвечала, смеясь: "Хреношо!" В Москве она пригласила нас к себе домой на печеную картошку. "Угощу, - говорит, - вас такой вкуснотищей, какой вы никогда не ели - мой ре­цепт". Хорошо вымытую картошку, посыпав солью, она запекла в духовке, потом достала, поставила всю эту красоту на стол, прямо в тоненькой кожуре порезала, поли­ла маслом, положила икорки - и это было действитель­но неописуемо вкусно!

У меня с ней был конфуз. Она должна была в сцене кормить ребенка грудью. Я, войдя в режиссерский раж, подхожу к ней и говорю: "Валентина Харлампиевна, ког­да ребенка будете кормить, сделайте вот так..." И лезу к себе под рубашку, показываю, как хотелось бы грудь до­стать и дать ребеночку. "Ты хоть одного ребенка родил?! У меня трое! Что ты мне советы даешь!" - хохочет она.

Не обиделась, расхохоталась. А я понял, что в та­кую глупость влип, такую бестактность допустил. Ре­жиссер он, видите ли. Он показывает матери, как кор­мить ребенка!

Она отсмеялась, а мне урок, большой урок - осто­рожней! Прежде чем лезть с советами, узнай, нужно ли этому человеку такой совет давать.

Жестокий дядька

Коммуналки, похоронки, фронтовые сводки - все прошло через детей того, военного, времени, и ребятки, приглашавшиеся сниматься в картину, это понимали, и с ними было легко.