Осколки памяти

Одна радость - на картине я познакомился с Борисом Кузьмичом Новиковым, сыгравшим фотографа, кото­рый зазывал народ сняться у Царь-пушки. "Сфотографируйтесь! Старая вещь. Верняк. Теперь таких не делают", - убеждал он публику.

Кузьма Семенович Кресницкий, второй режиссер, великолепный опытный режиссер с ленинградской школой, учивший меня работать на площадке и слышавший от меня неизменную просьбу: "Кузя, умоляю, ну дай мне самому ошибиться!", рекомендовал мне Бориса Кузьми­ча, нашел, договорился. Я в Новикова влюбился сразу - раз и навсегда. А он, наверное, меня помнил, потому что, когда я пригласил его в "Белые росы", он сразу дал со­гласие. "Белые росы" была его вторая работа у меня. Сле­дующей стали "Осенние сны".

Кромешное дело

Снимал я в совершенном остолбенении. Агранов­ский и Анчаров знакомили меня с учеными, чтобы я мог пройти на эти самые синхрофазотроны и куда-то еще. Ученые беседовали со мной - но я ничего не понимал, за исключением того, что это были чрезвычайно интерес­ные люди, фантастические люди. К Сергею Павловичу Королеву (СП - так они его назвали между собой) все относились с огромным уважением, причем каждый и сам представлял собой совершенно определенную вели­чину в современной физике - это были настоящие уче­ные, и когда я попадал в их компанию, то просто немел, молчал, как соляной столб. Они дискутируют о чем-то, а я сижу и слушаю, - кромешное дело. Сижу с таким ли­цом, как будто меня снимают на паспорт. Я, прорабо­тав всю жизнь в кинематографе, попадая в фотоателье, чтобы сфотографироваться на паспорт, деревенею весь. И там, видно, так же выглядел. А они говорили обо всем, цитировали классику, читали стихи. Это были умнейшие, высокоэрудированные ребята, и феноменальная память, похоже, у каждого была.

А потом ближе с ними стал знакомиться, в гости приезжал - хорошие все парни, которые даже не могли открыто порадоваться, когда получали очередную госу­дарственную награду: засекреченные все, ничего не со­общалось, нигде не публиковалось, и данная процедура у них происходила потешно - наградили, а радости все­общей нет. Грустно.

- Ребята, - говорю, - у вас столько праздников! Один орден получил, другой - премию, кому-то "Героя" дали, еще что-то...

- Да, но праздновать-то не с кем, между собой только.

Меня в это "закрытое пространство" пустили, оче­видно, приняв во внимание полную безнадежность мое­го ума, решили: "Безопасно: ничего не поймет". Однако ЖРД - жидкостный реактивный двигатель, над которым работала команда Королева, и ПД - пороховой двига­тель, который тоже был очень важен, ведь какого жутко­го шороху "Катюши" наделали на войне, я помню до сих пор. Но "Катюша" - это земля наша грешная, а ЖРД - луна, космос...

Чпок!

На картине работали два оператора: Игорь Ремишевский, светлой памяти, и один из тех, кто делал мою дипломную новеллу. И помню, нам нужно было подснять встречу космонавтов: усеянное тысячами листовок небо якобы Москвы (договорились с работниками учреждений, расположенных в узком проулке, они бросали листовки, плюс присовокупили хроникальные кадры), в открытой машине едут космонавты, а за ними следуют наши герои...

Не хватало салюта. А тут нам повезло: в Минске как-то праздничный день был, и мы с оператором, выбрав точ­ку около Оперного театра, приготовились к съемкам са­люта. Ему нужно было сделать панораму - охватить небо, и мы придумали такой трюк: я лег на землю, он лег спи­ной на мои ладони и командовал: "Влево, вправо, вверх, вниз". Так мы увлеченно катались, что забыли обо всем, и когда, вставая, он делал последний поворот камерой, то со всего размаха врезался мне блендой в лоб (бленда - ме­таллическая насадка, защищающая объектив от солнеч­ных лучей). Из рассеченной брови хлещет кровь, зажал я рану носовым платком - и тут же в ближайшую больни­цу. Пока там записывали, смотрели, решали, ставить ли скобу, я возьми да и ляпни, что у меня гемофилия - пло­хое свертывание крови.

-Да? - переспросил врач.

Да, да, - подтверждаю. Шучу, мне весело, я в ра­боте!

И вдруг сзади, как я и стоял, через брюки чпок - укол в задницу.

- А это что такое? - не понял я.

- Укол для свертывания крови.

- Да я же пошутил!

- Пошутил он, аристократ, видите ли, гемофилия у него. Шутить не будешь!

С тех пор я в больницах не острю.

С композиторами мне везло

В картине "Иду искать" звучит блистательная му­зыка Ромуальда Гринблата, очень хорошего композито­ра, написавшего музыку не к одному кинофильму. К со­жалению, у нас тех, кто пишет серьезную музыку, как правило, и не знают.

Мне с композиторами везло, к моим картинам писа­ли музыку Ян Френкель, Андрей Петров, Рафаил Козак, стоявший у истоков московского "Современника", Влади­мир Кондрусевич, Игорь Лученок, Валерий Зубков, Вла­димир Шаинский, Ромуальд Гринблат.