Осколки памяти

В зале, где висела доска, снималась забавная сцена: оставшись одни, все эти серьезные дяденьки-ученые тут же стали играть на рояле и петь ими же сочиненную веселую песенку о великом физике Кюри, причем Даль играл на ин­струменте сам. Хороший актер должен все делать сам, пусть не классически, но достойно - это приятно. Все вместе пели (у Вали Никулина хороший голос), танцевали. Им самим было интересно, как мне кажется, и все строилось на хоро­шем отношении друг к другу.

Я купался во всем этом, все были в полной погружен­ности в картину, и только так, наверное, можно работать.

Одно Валино "прелестно" при решении какой-ни­будь сверхсложной математической задачи звучало для меня, как музыка. Мне хотелось, чтобы такая "музыка" звучала в школах, в институтах - технических, филоло­гических - не важно, чтобы оценивали не только резуль­таты, но и поиски, пусть даже ошибочные.

Очень интересные взаимоотношения были выстро­ены. В вестибюле висели большие фотографии величай­ших физиков. Приехала преподаватель русского языка и литературы, посмотрела... Утром директор приходит в школу, и вдруг видит: Новиков прибивает портрет Есе­нина. "Что ты делаешь?" - "Она велела. За свои деньги, между прочим, купила". И к концу картины они все "пе­ремежались" - физики и поэты. Тогда модны были дис­куссии на тему "физики и лирики".

Валентина Харлампиевна Владимирова сыграла чудную бабушку, у которой внук учился в этой школе. Она частенько рассказывала ребятам, как воевала, ей потом пионеры-следопыты принесли партизанскую на­граду. На фронте бабушка спасла жизнь одному фран­цузу. "Мадам, я приглашаю вас в Париж!" - сказал он ей, и эта фраза многократно в картине повторялась. А внучок, физик-математик, утешал ее: "Бабуля, я обя­зательно тебя свожу в Париж. Обязательно".

Валентина Харлампиевна была изумительно до­стоверна во всем. Вот и здесь она так искренне интере­совалась всем, что связано с ее внуком: чем они занима­ются, как движется наука, получили ли металлический водород.

Отношение друг к другу было совершенно изуми­тельное: бабушки к внуку, внука к бабушке, а завхоз - тот и вовсе всех обожал.

Воспоминания о съемках самые теплые, потому что, видно, все актеры были выбраны с точным попаданием. Это были актеры с блистательной школой, и эту школу они привносили в картину. Они умели играть так точно и настолько не выпячивая себя, что я просто получал на съемочной площадке наслаждение. Все очень популяр­ные, приблизительно одного возраста, с полной отдачей делавшие общее дело, и от этого полного взаимопонима­ния я испытывал счастье.

Потрясение

А к концу работы, когда уже начался период озвучи­вания, у нас случилось непредвиденное обстоятельство: оказалось, что не получается собрать актеров воедино. Прежде всего, по своему театральному расписанию ни­как не попадали два главных героя - Даль и Терехова, и Олег сказал: "Давайте озвучим поодиночке".

Он приехал утром и озвучил всю картину целиком, все свои сцены, в том числе и сцены с партнерами, всевозмож­ные разговоры. Он все помнил! Помнил, кто как говорил, как ему отвечал, все ритмически точно делал! Я был потрясен.

Так же самостоятельно озвучила картину и Маргари­та Терехова. И когда мы сложили диалоги Терехова-Даль, оказалось идеально точно: фонограммы безошибочно со­впали. Это какой нужно обладать феноменальной памя­тью, чутьем, музыкальностью, чувством ритма, чтобы все в себе сохранить! Они меня просто поразили, это был гром среди ясного неба. Никогда не мог себе представить, что такое может быть. Ну, монолог озвучить можно. Но диа­лог без партнера - вот это для меня загадка.

Спасибо Герасимову

Насколько я знаю, и Министерство просвещения СССР, и Академия педагогических наук чихвостили кар­тину, клевали, но, к счастью, ее спас Сергей Аполлинарьевич Герасимов, в ту пору член Академии педнаук, кото­рый, по дошедшим до меня сведениям, встал и заступился за картину. Он был умница и говорил блистательно.

А претензии были такие: мол, школа нетипичная, у нас таких школ быть не может! Однако сие неправда: как я уже говорил, за образец была взята школа Новосибир­ского Академгородка, организованного великим академи­ком Лаврентьевым. Кстати, я и не предполагал, что такие Школы могут повсеместно появиться завтра, - поэтому-то картина и называется "Расписание на послезавтра".

Но благодаря заступничеству Герасимова при сда­че в Госкино мне уже не очень попало. Из аппаратной, которая располагалась рядом с просмотровым залом вышла пожилая женщина, много лет работавшая киномехаником:

- Кто сдает картину?

- Ну, я.

- Иди сюда.

Завела к себе в аппаратную, налила полстаканчика воды, капнула туда валокордина:

- Выпей, чтоб меньше трясло.

Дальше деталей не помню, все проходило в каком-то трансе: сидел, съежившись, неподвижно, словно не приходя в сознание.

Картина "Расписание на послезавтра" много езди­ла, но без меня. Иногда из прессы я узнавал, что она где-то участвовала и что-то получила.