Читаем Осколки памяти полностью

В Дале я не сомневался ни минуты, несмотря на то, что о нем рассказывали всякое, он был окружен легенда­ми и мифами. Но молва, которая о нем ходила, все сплет­ни - все это чепуха. Олег был изумительный актер, бе­зупречный. Разговоры о том, что с ним тяжело работать, оказались ложью и чушью. Только однажды недоразуме­ние вышло, когда я дал выходной и потом отменил. Они с Валей Никулиным уже успели погулять, и наутро Даля не могли разбудить. Никулин спускается:

- Игорюля, Олежек спит крепчайшим сном.

Я говорю жестко:

- Ты был с ним? Иди, буди.

- Хорошо, - отвечает интеллигентный Валя Нику­лин и отправляется в гостиничный номер. Возвращается:

- Нет. На мои запросы "пойдем работать" он толь­ко вскидывает голову, как олень.

Но только один раз подобное было. Дисциплиниро­ванный, пунктуальный, всегда со знанием текста, еже­секундно готовый на импровизацию - Даль был боже­ственен в работе! С Евгением Стебловым они прекрасно сымпровизировали диалог:

- Это все очень интересно, - говорит Стеблов, - но я своего сына в твою школу не отдам!

А Даль ему:

- Нет, надо отдавать. Он же в маму: умный, хоро­ший мальчик!

В картине они очень интересно пикировались, по­скольку у них были академические разногласия, а в жиз­ни дружили.

Даль был интересен, даже когда молчал. Он из се­рии редкостных людей, у которых все время что-то есть "за спиной", они постоянно о чем-то думают. На Олега можно было безотрывно смотреть чрезвычайно долго. Просто смотреть, и это уже захватывало. В картине была сцена: в школу приехала журналистка (ее играла жена Басова, красавица Валентина Титова), и Даль пригласил ее на урок. Это был удивительный актерский эпизод, ког­да он, положив подбородок на ладонь - а у него были удивительно красивые руки, - молча смотрел на нее, делая вид, что внимательно слушает, а по глазам было понятно, как он к ней относится: он взглядом (!) делал из нее дуреху, дескать, ничегошеньки ведь ты не понима­ешь из того, о чем говорят эти вундеркинды. А как мож­но писать о том, чего не знаешь? Как вообще можно не знать физику?! Эта лицо хотелось снимать сколь угодно долго. При этом партнеру за кадром можно было отклю­чить звук - все читалось на лице Даля.

Невзирая на то, что директор этой замечательной Школы был по сценарию академиком, в общении с уче­никами он был чрезвычайно демократичен, так что Олежка и в бассейне с ребятней плавал, и нырял, и в водное поло играл. Призывал их: "Ребята, чего вы бои­тесь подплыть к директору? Давайте, набрасывайтесь! Дружно топите!" А он сам хорошо держался на воде и в водное поло прилично играл. Так что снимали и под во­дой, и над водой, и на воде...

О Дале можно говорить бесконечно. Это был удиви­тельный актер: умный, тонкий, глубокий. Он был иронич­ным, он был удивленным, скрывающим улыбку...

Да они все были изумительны. Маргарита Терехо­ва, сыгравшая учительницу русского языка и литерату­ры, с которой у Даля был внутришкольный конфликт, Евгений Стеблов - все они ехали к молодому, незнакомому режиссеру, зная только, что тот закончил ВГИК, и работали безотказно.


Прелестно, прелестно!

Прелестен был в работе и Валя Никулин, просто очаро­вательный человек, дивный, талантливый актер. С Валей я был дружен еще с "Девяти дней одного года". С первых се­кунд, как только он начинает говорить, чувствуешь, что это умный человек, и я, помню, перетащил в картину его лич­ную фразу: "Прелестно, прелестно". Мне хотелось, чтобы он, ученый, преподававший в этой школе, восхищался даже не­суразностью своих юных эйнштейнов, полетом их фантазии.

В школе взорвали лабораторию. Идет педсовет. Ди­ректор:

- Что ты хотел получить?

- Металлический водород. (Металлический водо­род - это какое-то открытие. Сам-то я не понимаю, но по тексту знаю, что это должно было быть событие в мировой науке. - И.Д.)

На что Никулин:

- Прелестно, прелестно!

Завхоз мне тоже был нужен своеобразный, и я нико­го не видел в этой роли, кроме Бориса Кузьмича Новико­ва. Я понимал, что в такой школе должен быть такой зав­хоз, который при взрыве на вопрос: "Что там случилось?" ответит: "Ой! И не просто ой, а ой-ой-ой даже!".

Все должно бьшо быть весело, и Новиков был здесь, конечно, украшением.

Приехавшего из Грузии по приглашению директора астрофизика сыграл Баадур Цуладзе, крупный такой мужчина, мой друг по ВГИКу, грузинский режиссер и очень популярный актер.

В общем, преподавали в этой школе сплошь ученые, академики - прелестно!

И почти самостоятельным "действующим героем" в картине выступила школьная доска: огромная, во всю стену, двусторонняя прозрачная, постоянно испещренная формулами. Тут Лев Митрофанович Томильчик помог, хо­роший. Помните, там в две руки расчеты записываются? Так вот, одна рука Вовы Овечкина, а другая-Льва Мит­рофановича. Какие-то цифры, какие-то запятые ставят - непостижимо для моего ума это было.

Миша мой, к слову говоря, "Расписание на послезав­тра" смотрел тщательнейшим образом, это факт.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное