Читаем Осколки памяти полностью

Воспоминания о своей школе еще более утвердили меня в мысли, что картина может получиться полезной и что ставить ее надо обязательно, даже несмотря на скандал, который непременно разразится, ведь изобра­жаемое учебное заведение должно получиться совершен­но не похожим на "среднюю" во всех смыслах школу, где учились мы все.

Мы съездили в Новосибирск, окунулись в атмосфе­ру той школы, познакомились с ребятами, учителями. Преподаватели - молодые ученые - рассказали мне о действующем среди учеников негласном правиле: непри­лично чего-то не знать. Положим, в Новосибирском опер­ном театре прошла новая постановка ("Кармен", например) - неприлично не посмотреть, потом не сможешь поддержать разговор с друзьями, стыдно. Поэтому даже имевший двойку по диктанту паренек уже через год ста­новился отличником буквально по всем предметам.

Эту атмосферу хотелось передать в картине.

Кроме того, очень хотелось, чтобы сама школа и внеш­не выглядела достойно. Перебрали множество школ, но ка­кую ни возьми - все одинаковые. Ездили даже в Ленин­град, смотрели старые гимназии. Лепнина, паркеты - все это не подходило, наша школа должна была быть совре­менной. И такое современное здание мы нашли в Литве, в микрорайоне Вильнюса Ладзинай, который был отмечен Ленинской премией за архитектурное решение. Эта школа действительно смотрелась необычно - красный кир­пич, открывающиеся в любую сторону двери...


Ребятишки

Собрал я ребятишек: пошерстил минские школы, ис­кал классы с физико-математическим уклоном, чтобы ре­бята понимали, что делают. Мальчишки так потом по на­учной стезе и пошли, теперь многие из них доктора наук, профессора.

Главную роль Вовы Овечкина сыграл Юра Воротницкий, нынче ученый, преподает в университете. О теории Эйнштейна он мог говорить бесконечно и рисовать фор­мулы на доске со скоростью швейной машинки. Я пробо­вал на эту роль молодого актера, настоящего театраль­ного, однако очень скоро понял, что с актером дело не получится - он не мог с этим справиться. Ну, никак. Про­износить непонятные слова, рисуя при этом непонятные знаки, было для него непосильной задачей.

А вторая половина класса были простые ребята, для которых вся эта наука на доске была, как и для режиссе­ра, - темнейший лес. Когда физики что-то свое умное гово­рили, тут я помалкивал, а те над ними иногда подтрунива­ли, подшучивали. Я с физиками договорился, что, если будут нападения, отвечайте, давайте отпор. И однажды, помню, эти насмешники, вроде как обидели меня, и никто из "ученых" не заступился. Я говорю: "Братцы, мы ведь до­говаривались! Что же вы ответа не дали?" Они мне: "А за­чем отвечать, Игорь Михайлович? Ребята же глупости го­ворят". Тут-то я и осел: "Господи, Боже мой, они на глупости не реагируют!" Это некая новая поросль учеников: не надо устраивать скандал из-за очевидной глупости!

Давно я не встречался с ними, не получалось, болезни мучили меня, а хотелось встретиться

А две девочки, сыгравшие в картине, - Ира Метлицкая и курносенькая наша балерина Поля Медведева - мечтали быть актрисами. И стали ими.

По моей рекомендации их посмотрел один неплохо ко мне относившийся педагог из театрального институ­та. Мне казалось, что они хорошие девочки, очень пер­спективные, однако в ответ услышал нечто невразуми­тельное, дескать, не очень - забраковал.

Я им этого, естественно, не сказал. "Класс! - гово­рю. - Прослушали, все нормально, отношение хорошее. Дуйте поступать в Москву". Они и отправились в Моск­ву: Поля поехала в школу-студию МХАТ, поступила в мастерскую Ефремова и Мягкова и по сей день работает во МХАТе, а Ира поступила в Щукинское училище, после была приглашена в "Современник", потом играла у Виктюка. Очень популярной стала, много снималась, но, к сожалению, рано умерла от белокровия.

Так что из одних картин вышла Ира Бразговка, из "Расписания на послезавтра" - две будущие хорошие актрисы, а Вова Станкевич из "По секрету всему свету" с боем прорывался в наш театральный институт, раза три поступал - не принимали, не увидели. Он больше и не снимался. Взрослея, дети меняются: когда маленькие - прелестны, вырастают - и ничего не получается. А бы­вает наоборот.


Олег Даль

Когда передо мной встал вопрос подбора актеров для педагогического коллектива, который мог бы работать в такой школе, после некоторых раздумий я послал сцена­рий Олегу Далю, однозначно определив его в своем сознании на роль директора, поскольку в этом человеке видел и ум, и глубину, и, безусловно, актерский талант. И я был счастлив, когда он дал согласие.

Олег потом говорил мне, что, когда прочитал сценарий, даже не зная меня, сказал себе: "Олег, надо снимать­ся". Просто в этом надо работать и все. Он был человек очень целеустремленный и строго определенных художе­ственных привязанностей - пустота его не интересова­ла, ему нужна была мысль, а в "Расписании на послезав­тра" мысль была: создание новой школы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное