– Как вам чай? – спрашивает она таким сдержанным голосом, что я даже не знаю, закатывать ли мне глаза или ухмылки будет достаточно.
Я заметил, как она смотрела на меня в последнее время, что мои прикосновения были для нее менее неприятными, но я никогда не забывал, что у нее есть свои собственные цели. Каждый взгляд и каждое прикосновение явно были просчитаны. По крайней мере, так мне казалось тогда. Я делаю еще один большой глоток, и ее глаза сияют ярче солнца даже в полумраке комнаты. Мне хочется прикрыть глаза, но я не в силах отвести взгляд.
– Почему вы молчите? – спрашивает она так отчаянно, что я наконец-то усмехаюсь.
– А что я должен сказать?
Теперь она раздражается:
– Может быть, что-нибудь приятное. Я, конечно, не рассчитывала на вашу бурную радость. Но хотя бы удовлетворение, что ваш план сработал.
Я открываю рот, чтобы что-то сказать, но тут замечаю, как на ее шее вспыхивают сапфиры.
– Вы носите ожерелье.
– Это ваш первый подарок, – шепчет она, касаясь пальцами драгоценных камней. – Я подумала, это будет уместно.
– Так и есть, – бормочу я, убирая ее волосы обеими руками за плечи, чтобы получше разглядеть холодное украшение на ее теплой коже.
Она удивленно втягивает воздух, когда кончики моих пальцев касаются нежной кожи на ее шее. Но она не двигается, и ее янтарные глаза становятся еще яснее.
– Ты никогда не дотронешься до меня без перчаток, – бормочет она так тихо, что я едва могу ее расслышать, но тем не менее эти слова отдаются громким эхом у меня в ушах. Я даже не замечаю, что она сказала «ты». Принцесса берет мои руки в свои и пытается снять перчатки.
– Не надо, – я отталкиваю ее руки, потому что мне вдруг становится неприятно тепло. Хочется распахнуть пошире окна или вызвать метель. Что угодно, лишь бы избавиться от этого невыносимого, липкого, сладковатого тепла, мешающего нормально мыслить. – Мы оба знаем, по какой причине заключаем брак. Это излишне.
Я ожидаю, что она вздохнет с облегчением и прекратит притворяться. Но она недовольно морщится.
Она разочарована, и мое сердце сжимается. Но, похоже, она этого не замечает, потому что внимательно рассматривает пуговицы моей рубашки.
– Неужели я до сих пор вам неприятна?
Опять «вы», а не «ты». Дышать становится немного легче.
– Да, – выдавливаю я, не понимая, почему мое сердце застревает где-то в горле, причиняя боль. Мое сердце. Нельзя подпускать ее так близко. Она непрерывно царапает мое ледяное сердце, невинно и неосознанно.
Ее волосы медового цвета, огромные глаза, румяное лицо, губы нежнее цветочных лепестков – все, что должно было отталкивать меня, сейчас излучает столько невинности. Эти губы, ее проклятые губы. А потом она знающе усмехается, и вместе с невинностью из нее прорывается королева:
– Я вам не верю.
Она касается моей груди так настойчиво, словно хочет дотянуться до моего сердца и схватить его. Отступаю назад, пытаясь убежать от нее, от тепла. Но натыкаюсь на кушетку и бессильно опускаюсь вниз. Тепло повсюду.
Нельзя подпускать ее ближе, но она уже опускается рядом со мной и льнет к моему телу. Слишком близко. Слишком тепло. Невольно вспоминаю о том пари с Роуэном. Тогда я был достаточно самоуверен, чтобы предположить, что смогу съесть лепесток мальвы и со мной ничего не случится, но в итоге меня свалила сильная лихорадка. Мои руки машинально обнимают ее талию. Почти ничего не соображаю. Ее вьющиеся волосы. Ясные глаза. И тепло.
– Ты меня недооценивал. Это тебя и погубит, помнишь? – шепчет она те же слова, которые сказала мне несколько недель назад. Тогда ее самоуверенность меня рассмешила. Теперь же я не смеюсь.
Тону в ее глазах, ненавижу себя за это, но не могу сопротивляться. Она хочет поцеловать меня. Хочет, хотя не должна. Прирожденная королева, способная очаровать любого, хочет поцеловать меня, хотя знает, что и так получит от меня все, что только попросит. Сладкий триумф бурлит по моим венам, но его причина в чем-то большем, чем победа.
Как раз перед тем, как ее губы касаются моих, в ее взгляде что-то меняется. Жар и холод сталкиваются друг с другом, соединяясь в целую палитру эмоций. Я чувствую, как кровь стучит в ее жилах, чувствую ее панику, хотя мои чувства фейри слегка притупились. В ней смешались и паника, и триумф, и неуверенность.
Меня трясет, как тогда, в лихорадке. И так невыносимо жарко. Горький чай… Конечно. Мальвы.
Отравила, бестия.
Может, я и оглушен мальвами, едва в состоянии двигаться, но оттолкнуть ее от себя мне все же удается. Она вскрикивает, но не падает на пол, а резко принимает боевую стойку, сжимая в руке кинжал. Ее глаза изменились.
– Ты Про́клятая, – произношу я то, что впервые почувствовал несколько мгновений назад. Она все это время лгала. Дурачила меня. Молюсь, чтобы у меня хватило сил призвать ледяную магию и защитить себя, если она снова приблизится ко мне. – Пожалуйста, не говори, что твой поцелуй смертелен. Это было бы так тошнотворно очевидно. – Кажется, только теперь я понимаю, почему люди считают силу этих девушек проклятием.
Она молча роется в шкафах и сундуках, и ее свирепое лицо говорит красноречивее слов.