По ночам мы с Мартином шепотом обсуждаем, как быть дальше.
– Не может ведь он навсегда остаться, – убеждаю я его после очередного киновечера (смотрели «Бойцовский клуб») с бутылочным пивом и «Мега Качком».
– Знаю. Но ты войди в его положение. Он от всех отрезан. Никуда не может один пойти. Где угодно может потерять сознание: в метро, в пабе, в канаве. Совершенно беспомощен. Его и ограбить могут, и чего похуже.
Я еле сдержалась. Когда-то он сам любил делать женщин беспомощными…
– Ему надо к врачу, – изобразила сочувствие я.
Мартин кивнул.
– Легко сказать. Хотя ты права. – Он перевернулся, приобнял меня и поцеловал в висок. Давненько он так не делал. – Ты такая понимающая. Я это ценю.
Вот он, мой любимый мужчина. Не любитель цветистых комплиментов и красивых жестов, зато честный, искренний. Знаю, со стороны не всегда так кажется, но нам хорошо живется вместе.
Хороший вопрос. Не знаю. Наверное, я с детства никому не доверяла. Во мне еще живет пустота, оставшаяся после Кэти. Раньше я верила, что Мартин ее заполнил. Увы. Первая любовь – мощный наркотик. Она поглощает каждый миг нашей жизни. А когда страсть утихает, мы понимаем, сколь многое затеняют гормоны. В моем «доме» множество комнат, куда Мартин и не заглядывал. Множество дверей, запертых от него, множество невысказанных тайн. Тут дело не в доверии. У каждой пары свои секреты. Как объяснить Мартину мой дар – мое проклятье?..
Точно голос демона. Это дорога в ад. Поделиться своим даром с Айрис мне казалось вполне естественным. А вот с Мартином… Сердце сжимает тревога. А ведь я и вправду никогда не заглядывала в его «дом». Теперь мой дар вернулся, и я не понимаю почему. Дело в Вуди? Во мне? Или скорее в Адаме Прайсе – мальчике, который неотступно со мной?
Песня седьмая: Little Plastic Castle[25]
Но с кем беседует она?
Быть может, грезит у окна?
Отрывок из «Выпуска девяносто второго» Кейт Хемсворт
Любопытное явление – травма. Она не всегда ранит явно. Может незаметно проскользнуть, оставив в воздухе лишь едва заметный ядовитый след. С Адамом Прайсом вышло точно так же. Сохранилась только тень потрясения, как после кошмарного сна, а потом исчезла вместе с воспоминаниями о случившемся, и к началу учебы в «Малберри» я забыла и об Адаме Прайсе, и обо всем, что нам с Бери казалось важным в семь лет.
Отец волновался – считал, что я тороплюсь повзрослеть. А я боялась, что расту слишком медленно: хотелось стать такой же, как взрослые вокруг. Они жили в мире безопасности и правил, где каждый поступок имел логическое объяснение, никто не верил в сказки, игры считали просто играми, а детям не грозили никакие чудовища.
Учительница английского и литературы, миссис Платт, написала в моем отчете об успеваемости: «Кэти трудолюбивая и усердная, однако ей не хватает воображения».
Вполне понятная ошибка. Я читала запоем, но только научно-популярную литературу и рассказы из реальной жизни. Сказок и выдумок терпеть не могла. Мне нравились произведения о реальных событиях и отношениях. Я любила спектакли и наш театральный кружок, однако «Сну в летнюю ночь» всегда предпочитала «Юлия Цезаря», а мистике – историю. Адам Прайс надломил меня, и только после второй травмы, пятнадцать лет спустя, я вспомнила, как это произошло.
Увиденное в Адаме Прайсе не описать словом «травма». Я словно шагнула в дом, где во всех комнатах стоит по радиоприемнику и каждый настроен на свою станцию. По ушам бил пронзительный белый шум злых голосов, дискотека ненависти и насилия, вины, стыда, страха, отвращения к себе. А еще чудовища, да такие жуткие – ни в одной сказке о таких не прочтешь. Чудовища с человеческими лицами и ужасным, нечеловеческим аппетитом. Неописуемое зрелище.
Едва войдя, я поняла: не следовало туда вторгаться. Я влезла в личное без спросу. Адам изо всех сил старался скрыть увечья и тьму в душе. Он знал о них, поэтому и набросился на меня, схватил за волосы и повалил на пол с криком:
– Хватит! Хватит!
Со стороны казалось, что жертва – я.