Осколки зеркала

Мне
довелось встретить его
знойным полднем
В
золотистой пыли
Аппиевой дороги,
ведущей
в
Вечный город.

Лицо его

показалось мне
странно знакомым,
и
голос,
капризный и горестный,
пробудил
смутное воспоминание:
«Зеленые ампиры
комнаты,
красное
дерево
и
голос
говорившего стихи,
капризный и горестный».
— Кто этот юноша? —
спросила я спутника.
— Любимый ученик
поэта Вергилия, —
был ответ.

Все началось с писем, с писем папы к переводчице Нине Герасимовне Бернер-Яковлевой, хранившихся у ее племянницы, Ирины Головни. Эта очаровательная женщина, доброта и прелесть — ее характерные черты, рассказывая мне о своей тете, в доме которой познакомились два поэта, Цветаева и Тарковский, упомянула о письмах Тарковского к Нине Герасимовне. Они хранились где-то в доме Ирины, но где, она вспомнить не могла. Но обещала мне их обязательно разыскать. И письма отыскались. И я держу в руках пачку этих писем — их всего штук двенадцать — и с волнением читаю написанное папой. Вопреки моим ожиданиям письма оказались отнюдь не лирическими, а дружескими и деловыми, впрочем не лишенными галантности. Нина Герасимовна, переводчица французской литературы (она переводила Бальзака, Мопассана, Барбюса, Мальро), работала на общественных началах в групкоме переводчиков, и от нее зависело в какой-то степени получение переводческой работы для папы.

Нина Герасимовна Бернер-Яковлева

«19.Х. 37

Милая Нина Герасимовна!

Я получил ваше очаровательное письмо только сегодня — два дня оно пролежало на покинутой мною квартире, поэтому я отвечаю с таким опозданием. В Москве я буду дней через 5 — чтобы больше в Тарусу не показываться…

В Тарусе я засиделся потому что моя тарусская муза залежалась: она сломала ногу на гладком месте, спешила принести мне рифму грёзы — слёзы и упала. Через 5 дней должен быть автомобиль, и она будет доставлена в Москву, крылья свои она забыла в Греции, а без них она может передвигаться только в лежачем положении… Сделайте доброе дело: поберегите еще несколько дней грузинские песни от завидущих глаз, я их изобрел и буду корчиться от плача, если их перехватят. Целую ваши ручки… привет всем, кто помнит Вашего старого поклонника.

Ваш А. Тарковский».

Письмо касается жизни папы в Тарусе, куда он уехал летом 1937 года, влюбленный в Антонину Александровну Бохонову-Тренину. Как видно из содержания письма, Антонина Александровна, которую папа называет своей тарусской музой, сломала ногу и не могла передвигаться, а отношения их с папой тем летом были отнюдь не лучезарны.

Летом 1939 года папа жил какое-то время у Нины Герасимовны в доме ее дочери на улице Обуха. Это был уже третий год со времени его ухода из семьи и вынужденного бездомовья. В августе он в Ленинграде, куда едет заключать договор с Детиздатом. Уезжает он с разбитым сердцем — произошел, как тогда казалось, полный разрыв с Антониной Александровной: