Осколки зеркала

«10.III.1943.

Милая Маруся!

У меня пока все хорошо. У меня оказия: едут в Москву, там бросят. Относительно Танечки. Она теперь нездорова, но при ее характере от нее всего можно ожидать, если не теперь, так позже. Муж у нее хороший, но беспорядочный, и они никак не сладят друг с другом. Такая семейная жизнь может долго тянуться, причем то она над ним, то он над ней. А в общем, кто их знает, это их семейное дело — пусть живут, как хотят. У меня пока все хорошо, будем верить, что и дальше так будет. Пиши и кошек попроси мне написать. У меня жизнь теперь переменная: то в редакции, то на передовых, редакция отличается от передовой в той же мере, как Москва от редакции. Вообще же — я здоров и целую всех вас.

Твой А.».

«11.V.1943.

Милые Марусенька и ребята, и Вера Николаевна!

Я был в Москве проездом, уже вполне выздоровев, и вот что выяснил: что с пропусками произошла какая-то путаница, которую очень трудно распутать, что в Москву надо приезжать не теперь, а будущей весной или, в крайнем случае, осенью этого года. Это связано с тем, что в Москве будет много трудностей с продуктами, чем где бы то ни было. Танечка тоже, как и вы, рвется в Москву, но у нее другое положение, ей пока нельзя рассчитывать на пропуск, но она отчаянная душа и может решиться на приезд в Москву и без пропуска, тоже очень, пишет, соскучилась в эвакуации. Таким образом, я против переезда в Москву, не нужно вам слушаться тетю Аню.

Что касается Тани, то она очень, говорят, поправилась. Муж ее тоже хорошо выглядит, несмотря на то, что им трудно пришлось. Ты пишешь о школе для Андрея, о музыке, что же, с этим можно и пообождать. Нужно послушаться меня и в Москву не ехать пока никаким образом…

Я очень люблю и Андрюшу и Марину, получил все их письма и радуюсь на них. Прости, что пишу так мало, сейчас поздно, и у меня слипаются глаза, я только в обед нынче вернулся к себе. Целую деток, тебя, бабушку.

Твой А.».

Письмо без первой страницы. Судя по тексту, лето 1943 года.