Осколок Нави

Я бежала к окнам горницы Заряны сквозь дымные облака. По счастливому стечению обстоятельств она жила довольно далеко от лестницы, с которой начался пожар. Неподалеку высился холмик не колотых дров для печи. Я выбрала небольшое бревно, что валялось отдельно от общей кучи и поволокла его к нужному окну, попутно поправляя сползающий на глаза платок. Заряна уже спала: расписные ставни были плотно закрыты. Пришлось цепляться за выступы на наличниках, чтобы устоять на шатком столбике и не свалиться в траву. С замирающим сердцем я взобралась на бревно, заглянула внутрь. В лицо ударили поток теплого, пропитанного гарью воздуха. Я залезла в горницу, тесно прижав рукав к носу.

– Заряна, просыпайся!

Крики и тряска не разбудили ее. Я дотянулась до кувшина с водой, который стоял на столе, окунула ладонь и постучала по щекам подруги. Она захрипела, закашлялась и приоткрыла глаза. Я подхватила ее под руки, помогла подняться. Заряна совсем не стояла на ногах. Ослабевшая, она навалилась на меня всем своим весом. Мои колени немощно подогнулись. За дверью что-то громко рухнуло. Сквозь щель внизу в горницу потянулся ковер из темной горячей пыли. Глаза заслезились. Истошный кашель раздирал горло Заряны. Она не справлялась с потоком едкого дыма, который охватил нас. Из последних сил я поволокла ее к окну, пока и на наши головы не обвалилось обгоревшее, потерявшее опору бревно. Слабый ночной свет, струящийся из окна, полностью заволокло дымом. Я нашла проем по памяти, с закрытыми глазами. Грудь нестерпимо жгло. Я не могла прикрывать нос и одновременно нести на себе Заряну. Старалась делать короткие, маленькие вдохи, но крошечные частички пепла все равно беспощадно забивались в горло.

Кое-как я вылезла из окна вместе с Заряной. Мы спрыгнули прямо в траву, кашляя и глубоко дыша. Казалось, будто я побывала в горячей печке и теперь прохладная трава, покрытая росой, казалась обжигающе ледяной. Я провела ладонями по зеленому ковру и умыла глаза, которые до сих пор резало от боли. Заряна дышала громко, тяжело, как изможденная лошадь. Я подползла к ней ближе, хорошенько протерла веки, и когда мне все же удалось их приоткрыть, увидела странную, перекошенную улыбку на ее губах. Хрипы Заряны переросли в тихий, каркающий смех. Преодолев желание отстраниться от нее, закрыть уши, я подхватила подругу подмышки и заставила встать на ноги. Каждый шаг давался ей легче предыдущего. Казалось, что силы, покинувшие ее в задымленной горнице, стремительно возвращались. А может, это всплеск страха заставлял ее шагать вперед. Только насмешливые глаза Заряны не выражали и капли тревоги. Она держалась уверенно, все так же злобно посмеивалась, будто никакая опасность ей не грозила.

Я помогла Заряне прислониться к стене, хоть она уже вполне крепко держалась на ногах. Согретый теплом моей кожи пузырек скатился на ладонь. Пусть зелье Яги не помогало вновь обрести себя, но батюшке оно придало сил и чуточку ясности. Заряна недоверчиво, но с неким любопытством покосилась на склянку.

– Что это? – спросила она хриплым, грубым голосом.

Я вздрогнула, не ожидая услышать речь из ее уст, и капля целебной жидкости, казавшейся оранжевой в отблеске огня, упала на землю. Заряна всегда говорила громко, а сдерживала резкость лишь в присутствии князя или своей бабки. Даже на замечания собственной матушки она закрывала глаза. Но никогда прежде она не говорила со мной так безразлично и надменно. Сомнение протянуло свои холодные невидимые пальцы к моему сердцу. Заряна не только могла говорить, но делала это осознанно. И все же что-то еле уловимое изменилось в ее облике. Я никогда не видела прежде, чтобы из ее косы выбился хоть один волосок. В самое раннее утро она выглядела собранно: в простой, но чистой, тщательно выглаженной одежде и обязательно с украшениями, будь то подаренные мною бусы или новая лента от матушки. Однако теперь, даже от непричесанной, чумазой Заряны сквозило гордым равнодушием. Я протянула ей пузырек с той деланной полуулыбкой, что скрывала опаску и волнение.

– Это целебный напиток, – слукавила я. – Тебе нужно выпить всего каплю, и тогда дышать сразу станет легче.

Усталость сыграла мне на руку. Уверена, при других обстоятельствах пальцы выдали бы нервную дрожь, но сейчас утомление смыло все страхи. Мне почудилось, что Заряна успокоилась, и в глазах ее померк безумный блеск. Она приняла зелье, прищурилась, втянула ноздрями его травянистый аромат. А затем легко, непринужденно, глядя мне прямо в глаза, наклонила пузырек. Я выбросила руки вперед, но было поздно. Все его содержимое вылилось на землю, а в моей руке осталась совершенно пустая склянка.

– Какая же ты жалкая… – проронила она сквозь смех, рвущийся наружу.