Оскорбление Бога. Всеобщая история богохульства от пророка Моисея до Шарли Эбдо

Дело Ричарда Карлайла было совсем иным[771]. Благодаря собственному опыту, этот издатель, происходивший из семьи скромного общественного положения, стал радикальным социальным критиком. Будучи одним из ораторов на митинге на поле Святого Петра, он был очевидцем бойни Петерлоо и стал ее обвинителем. За небольшие деньги он переиздал «Век разума» Пейна в своем маленьком издательстве. В течение нескольких месяцев были проданы тысячи экземпляров. То, что сам Карлайл предсказывал в написанном им новом предисловии, быстро сбылось: за богохульство ему были предъявлены многочисленные обвинения со стороны как государства, так и частных лиц, включая консервативное Общество нравов, которое выступало за искоренение греха и поддержание общественной морали[772]. Очевидно, что суд за богохульство был скрытой формой репрессий против политической деятельности Карлайла; обвинение в подстрекательстве было более сложным. В суде он не был особенно внушительной фигурой, харизматичным и пламенным оратором, как Хоун. Карлайл был приговорен к нескольким годам тюремного заключения, к которому добавился крупный штраф и еще более крупный залог, гарантирующий его последующее хорошее поведение.

Неспособность или отказ Карлайла платить привели к тому, что он пробыл в тюрьме в общей сложности почти десять лет. Однако именно здесь он раскрыл свои истинные качества. Благодаря своему несгибаемому характеру и упорным журналистским кампаниям, которые он вел из тюрьмы, он стал символом, даже мучеником, радикального дела – возможно, первым «политическим заключенным» в истории, который систематически использовал эту свою роль в журналистике[773]. Его издательство перешло сначала к его жене, затем к его сестре, которые также были заключены в тюрьму одна за другой. Многие сотрудники магазина пошли по их стопам, продавая книгу Пейна и газету Карлайла «The Republican». Их тоже арестовывали одного за другим и приговаривали к тюремному заключению. В общей сложности, как было подсчитано, было накоплено более 200 лет тюремного заключения – пиррова победа консервативного правительства, поскольку оно не смогло предотвратить ни распространение радикальных идей, ни растущую симпатию к армии Карлайла в общественном мнении.

Вторая волна судебных процессов по обвинению в богохульстве началась в 1840-х годах. Впервые Генри Гетерингтон предстал перед судом в 1840 году[774]. Он уже давно прославился как борец за свободу прессы благодаря своей газете «The Poor Man’s Guardian», которая провокационно издавалась без налоговой марки. Судебный процесс по обвинению его в богохульстве за публикацию радикального антицерковного трактата Чарльза Хаслама вначале проходил по образцу, знакомому по другим судебным процессам. Председательствующий судья Денман усмотрел в книге Хаслама крайне пренебрежительное отношение к Ветхому Завету и попросил присяжных рассмотреть вопрос о том, были ли «тон, стиль и дух» книги «умеренными и целомудренными», или же в ней содержались оскорбления и насмешки[775]. Присяжные приговорили издателя к четырем месяцам тюремного заключения.

Гетерингтон, однако, был полон решимости разоблачить двойные стандарты закона, который был направлен почти исключительно на преследование дешевой и, следовательно, «общедоступной» печатной продукции. Для этого Гетерингтон выбрал парадоксальную стратегию – сам выдвинул обвинение в богохульстве[776]. Оно было направлено против респектабельного издателя Эдварда Моксона. Среди прочих произведений высокой литературы Моксон опубликовал собрание сочинений поклонника Пейна – погибшего в 1822 году поэта Шелли, в том числе длинную поэму «Queen Mab» («Королева Маб») со множеством откровенно атеистических пассажей. Она уже некоторое время циркулировала в пиратских изданиях как программный текст радикальных вольнодумцев, т. е. той среды, из которой вышел сам Гетерингтон. Своим иском против поэмы он, вероятно, хотел показать двойные стандарты английской юриспруденции; вероятно, он ожидал оправдательного приговора.

На самом деле судья Денман сочувствовал издателю Моксону и подробной, детализированной контекстуализации, осуществленной его красноречивым защитником. К всеобщему удивлению, присяжные все же вынесли обвинительный вердикт, но такой, который имел мало конкретных последствий для обвиняемого. Этот процесс должен был на долгое время оставаться единственным, на котором рассматривались дела высокой литературы и искусства. В результате он подтвердил факт существования двойных стандартов именно в отношении богохульства. Как лаконично заметил Холиок чуть позже, закон разрешает богохульство в дорогой литературе, но дает полную свободу святой брезгливости, когда оно распространяется в грошовых брошюрах (penny pamphlets)[777].