Вряд ли из этих дебатов можно вынести убедительные ценностные суждения или даже конкретные указания к действию. Некоторые из более мудрых ораторов ограничиваются дифференцированным описанием ситуации и, как Жан-Пьер Вильс, выступают за «стратегию деэскалации», которая больше опирается на гражданские нормы поведения, чем на уголовное право[1084]
. Философ и правозащитник Остин Дейси также встраивает понятие богохульства в широкий горизонт рассуждений об уважении и признании, чести, идентичности и создании сообщества. Этот автор с пониманием относится к негативным чувствам людей по поводу нарушения того, что они считают священным и неприкосновенным, и критически оценивает использование кощунственных высказываний в качестве оружия в публичной борьбе мнений. Тем не менее он решительно отстаивает право на свободу слова. Его вывод: это право также включает в себя возможность богохульства; однако было бы мудрее не всегда использовать эту возможность[1085]. Этот постулат «гражданского» поведения имеет мало шансов на реализацию: против него говорит не только привлекательность богохульной насмешки как словесного оружия в борьбе мнений, но и «удовольствие от богохульства»[1086], эмоциональная привлекательность насмешек и оскорблений как для богохульника, так и для того, кто может почувствовать себя задетым ими и отреагировать соответствующим образом. Не нужно обладать даром провидца, чтобы предсказать, что богохульство и в будущем будет вызывать общественный резонанс.Обзор и перспективы
Уже в древности религиозные оскорбления и уничижение стали частью европейской истории – задолго до того, как преступление богохульства преобрело свои четкие очертания. В контексте политеистических религий древности профанация священного заключалась прежде всего в нарушении правил ритуального культа, хотя уже Аристотель дал удивительно широкое определение преступлению asebeia («нечестия») в смысле «несправедливого поведения против богов». Затем богохульство приобрело четкие очертания с развитием монотеистических систем верований, парадигматически впервые в иудаизме. Ревнивый Бог Ветхого Завета требовал от своих последователей не только исключительного поклонения и наказания за любое злоупотребление его именем, но и борьбы с другими вероисповеданиями. Таким образом, взаимные богохульства сопровождали и усиливали процесс дифференциации систем верований в древнем мире: богохульства углубляли раскол и разжигали конфликты между, с одной стороны, иудеями, а с другой – их религиозным окружением; богохульства позже ознаменовали отделение христиан от иудеев; а огульным поношением иудеев, «язычников» или «еретиков» ортодоксальные христиане отделили себя от предполагаемых последователей сатаны. До Новейшего времени богохульство или обвинения в богохульстве оставались основным мотивом религиозных конфликтов в христианстве, будь то между Римской церковью и средневековыми ересями или между конфессиями раннего Нового времени после Реформации, а также подпитывали конфронтацию с другими авраамическими религиями, прежде всего с иудаизмом, а затем и с исламом. Ложная вера одних всегда подвергалась словесным нападкам других; в то же время атаки одной стороны на убеждения или на визуальные и текстовые представления священного, имеющиеся у другой стороны, осуждались как гнусные богохульства.