Оскорбление Бога. Всеобщая история богохульства от пророка Моисея до Шарли Эбдо

Рассмотрев соответствующий ситуационный контекст, мы сможем осознать ее глубже. Как правило, кощунственные слова выражали агрессию против конкретных лиц, часто они были связаны с разгорающимся конфликтом. Например, во время потрясений начала Реформации в Базеле в 1528 году Клаус Харнаш, хранитель городских ключей, решительно выступил против сторонников новой веры, иконоборцев, пренебрегавших запретами, наложенными городским советом. Этот человек не только назвал своих противников клятвопреступниками, злодеями и мошенниками, но и несколько раз подкрепил это сильными клятвами и проклятиями. «Таковы наши евангелисты, что оскверняют раны Божьи», – цитирует его слова один из свидетелей[364]. Высказывания Харнаша нам понять нелегко, но для его современников они были вполне обычными. Кроме того, они очень показательны в ретроспективе. Будучи приверженцем старой веры, хранитель ключей города яростно обрушивается на протестантов (которые отсутствовали во время обсуждения), подкрепляя свои грубые инвективы клятвой. С помощью хлестких слов он представил себя здесь как защитника магистрата, который все еще придерживался старой веры – до поры до времени, потому что базельские власти вскоре должны были изменить позицию под давлением обстоятельств. Страх перед такими изменениями уже сквозит в тираде хранителя городских ключей. В этом отношении его словесный радикализм был также направлен, по крайней мере косвенно, на своих советников, которых он призывал исполнить надлежащие наказания. При всем этом следует помнить, что Харнаш использовал здесь богохульные выражения, за которые в Базеле уже давно грозило наказание. Очевидно, он считал, что его зловредные клятвы и проклятия не противоречат его религиозным убеждениям. Окружающие воспринимали это так же, поэтому что перед судом он не предстал. Конечно, ситуация была довольно специфической, но можно обобщить наблюдение, что клятвы и проклятия обычно были связаны с конфликтами между людьми. Об этом свидетельствуют не только многочисленные судебные записи, но и литературные произведения, такие как немецкие фастнахтшпили (масленичные карнавалы), в которых простодушные крестьяне или отпетые глупцы на сцене иной раз, вступая в спор, ругались или сквернословили без удержу[365].

Богохульные слова и поступки

Помимо многочисленных более или менее стереотипных клятв и проклятий, существовал целый ряд других вариантов богохульства[366]. При всей ритуализации, которая там также присутствовала, они часто выглядят более свободными, менее стандартизированными. Поэтому в глазах современников они были более обдуманными, намеренными богохульствами, заслуживающими более сурового наказания. Назвать Бога «негодяем» или «вором» могло стоить богохульнику жизни, как это случилось с ландскнехтом Георгом Кохом в Страсбурге в 1569 году. Пародия на молитву «Отче наш» в Ротенбурге-на-Таубере в 1507 году также была сурово наказана: там Макс Бер фон Веттринген на пирушке промолвил следующее: «Прости нам долги наши, или дай нам денег, и мы заплатим сами». У столба ему вырезали язык, а на лбу раскаленным железом выжгли отметины; затем на всю жизнь его изгнали из города. Примеры пародий на богохульные молитвы передавались и в катехизаторской литературе («Отец наш добрый, отец мой взыграл на мать мою…»)[367]. Весьма вероятно, что многие из «возмутительных», «жестоких» и «не подлежащих наименованию» богохульств, зафиксированных в источниках, относятся к категории этих «более свободных» кощунств.

Фекальная тема не имела такого первостепенного значения в мире премодерна, как сейчас в некоторых регионах мира, особенно в Германии, но скатологические выражения иногда использовались, чтобы обесчестить Бога. Подмастерье портного Матис Шпётге в Санкт-Галлене сказал в ходе беседы вечером в день Пятидесятницы 1463 года довольно грубо и прямолинейно, что он нагадил на Святого Духа. Подобные кощунственные высказывания в последующие дни привели к тому, что он лишился языка, а также был изгнан[368]. Угроза испражнения на святых людей или предметы выражала высшее презрение и могла усилить более обычные формы профанации, такие как сквернословие и клятва членами Бога. Например, в 1513 году в Санкт-Галлене один человек был обвинен не только в сквернословии во время игры, но и в том, что он усилил свое сквернословие словами «Я испражнялся на раны Господа нашего». Благодаря заступничеству его беременной жены, сестер и аббата он был освобожден и приговорен лишь к запрету на азартные игры и посещение таверны[369]. Скатологическое злословие было небезызвестно и в Средиземноморском регионе, где можно было услышать такие восклицания, как «Я испражнялся на Бога», или проклятия в адрес «Божьей задницы» (le cul de Dieu)[370].