Оскорбление Бога. Всеобщая история богохульства от пророка Моисея до Шарли Эбдо

Насколько основательным было неверие, стоявшее за этой насмешкой, сегодня вряд ли можно определить. Ясно лишь, что именно побудило церковные и светские власти инкриминировать соответствующие речевые акты тем, кто их совершил: это было богохульство, преступление, которое не позднее XIII века было определено с достаточной точностью, чтобы власти могли взять его под контроль. Об атеизме, неверии и сомнениях в вере речь не шла. Характерное для Нового времени предположение, рассматривающее «отсутствие веры как крайнюю форму религиозного отклонения», вводит в заблуждение и не находит подтверждения в источниках; долгое время не существовало единой нормы, которая «наказывала за утверждение о том, что Бога нет»[398]. Только в XVI веке атеизм все чаще становился клеветническим клеймом для радикальных критиков или религиозных скептиков. Однако богохульство часто оставалось подходящим ярлыком, чтобы подвергать таких людей наказанию.

Социальный сценарий: кем были богохульники?

22 июля 1520 года в Базеле были заслушаны показания свидетелей против некоего Ганса Хайнцена, названного музыкантом из Аппенцелля, по поводу вечернего происшествия в трактире «У зайца». Музыкант, который некоторое время находился в компании двух проституток из городского женского приюта, позже начал буянить и обвинил трактирщика Якоба в том, что тот его презирает. Он выплеснул свое негодование в громких ругательствах и проклятиях. По воспоминаниям хозяина дома, Ганс Хайнцен сначала поклялся «пятью ранами Господа, его страданием и его силой» и добавил, что хочет, чтобы он подошел к корове, – явный намек на содомию. Якоб заставил себя сохранять спокойствие и ответил музыканту добрыми словами, что вовсе не презирает его, но что тот полон вина и злословит. Это, однако, еще больше разъярило его противника, он назвал Якоба лжецом, осыпал его новыми проклятиями, кульминацией которых стало «Приди, дьявол, чтобы пять крестов Божьих на небе опозорили тебя». Его выставили из пивной, но на улице пьяница выкрикнул еще более крепкие слова: «Ты, Якоб, не уважаешь меня». В конце он крикнул: «Черт бы его побрал, будь он неладен». Другие свидетели подтвердили показания трактирщика и привели множество других примеров злобных богохульств, которые произносил Хайнцен (например, «Чтобы молоко Божье, которым он был вскормлен, осквернило его»). Все эти ругательства были записаны секретарем суда, а в обвинительном заключении, сформулированном чуть позже, ясно сказано, что эти речевые акты считались очень серьезными. Хайнцен произнес свои богохульства в «фривольном, озорном и дерзком духе» и тем самым серьезно опорочил Творца. Предположительно, в данном случае обвиняемый вряд ли мог удачно сослаться на небрежность и отсутствие умысла, хотя, безусловно, отправной точкой здесь послужило его пьянство. Однако приговор так и не был вынесен[399].

Сцена в таверне, компания мужчин, много алкоголя – возможно, не в деталях, но в некоторых основных чертах этот случай соответствует многим другим повествованиям о богохульстве. Это еще раз показывает, насколько важны соответствующие социальные контексты для более глубокого понимания богохульной речи. Хотя клятвы, проклятия и богохульства касаются христианской религии, их ни в коем случае нельзя понимать как в первую очередь выражение религиозной позиции. Скорее это социальные действия, которые использовались в основном в ситуациях спора и конфликта. Элементы этого сценария будут представлены ниже в сжатой форме. Они извлечены из многочисленных источников, материал которых содержит множество деталей, аналогичных тем, что были в базельском деле[400].

Мужчины и женщины