Ослепительный цвет будущего

Мама в одиночестве бродит по коридорам моей школы. Здесь организовали художественную выставку работ учеников. Ряды рисунков и картин покрывают стены классных кабинетов и холлов. Расписаны даже персональные шкафчики учеников. Для объемных работ были подготовлены стеклянные футляры: в них демонстрируют абстрактные проволочные скульптуры, папье-маше и керамические горшки и вазы.

Мама идет вдоль экспонатов, вглядываясь даже в те, что очевидно сделаны другими учениками, в поисках таблички с моим именем. И всякий раз, найдя мою работу, она чуть отходит, чтобы сделать снимок на свою «мыльницу».

Ее раздувает от гордости, и каждому прохожему она возбужденно указывает на мои рисунки. Последним она находит свой портрет. Я не показывала его ей; это был сюрприз. Фотореалистичный карандашный набросок, заключенный под стекло. Мама за пианино, одна рука едва касается клавиш, другая – поднялась к странице с нотами с маленьким карандашом, чтобы отметить расположение пальцев.

– Очень красиво, – говорит она.

Освещение меняется, все затухает, ароматы улетучиваются; а когда цвета возвращаются, по их выгоревшим оттенкам я понимаю, что перенеслась дальше во времени. В воспоминание из более далекого прошлого.

Вот моя бабушка – ей под пятьдесят, она идет вдоль дороги. Затем останавливается у ступеней, которые, закругляясь, ведут к двери с заостренной аркой и изображением Иисуса наверху. Она не заходит внутрь, но опирается на перила и прислушивается.

Цвета и звуки успокаиваются, и тогда слышу и я: ноты фортепиано, сначала живые и трепещущие, затем медленные и мрачные. Опытные пальцы танцуют по клавишам, опытное сердце извлекает из звуков чувства.

Мелодия подходит к невольному завершению, и ба-бушка вздыхает. Она легонько качает головой, а затем продолжает путь – в спешке, словно боится быть замеченной.

Цвета гаснут, и воспоминания уносятся прочь.

51

То, что осталось от рисунка, опадает на мои ладони мягким серым пеплом, шелковистым между подушечками пальцев. Я потираю руки, и пыль осыпается, превращаясь в ничто.

Однажды мы были обычными цветами радуги, счастливыми и уверенными в себе. В какой-то момент мы начали проваливаться куда-то в промежутки – в мутные цвета, потемневшие из-за негодования и молчаливой ярости.

В какой-то момент моя мать сошла с пути настолько, что утонула в оттенках серого, в мире, нарисованном одними тенями.

На тумбочке начинает звонить мой телефон. Тихий перелив нот…

Странно. Кто это может быть?

Но это не звонок. Это композиция, которую мне отправил Аксель, – та, где мама играет на пианино песню Терезы Тенг. Почему мой телефон продолжает ее воспроизводить?

Вокруг меня – плотный послеполуденный зной; но музыка, которую я слышу, заставляет все внутри дрожать от холода и выхватывает из глубин моего сознания очередные воспоминания.

52 Зима, девятый класс

Все рассыпалось прахом. Мои вопросы, мои расследования. Нормальность. Иллюзия.

Стоял хмурый февральский день, прошла половина учебного года. Я вернулась из школы и увидела маму лежащей на диване. Она казалась крошечной, как тряпичная куколка.

– Привет, мам. – Я опустила рюкзак, и он соскользнул на пол.

В ответ – тишина.

– Аксель и Каро скоро зайдут. Можно мы закажем пиццу?

По-прежнему молчание.

Я подумала, что, может быть, она как-то неожиданно глубоко задремала.

– Мам?

Я легонько толкнула ее в плечо, и она повернулась ко мне лицом. Черты его были искажены, будто у нее что-то болело.

– Все нормально?

Она все еще молчала, но мне показалось, что она едва заметно покачала головой.

Я потрепала ее по плечу чуть сильнее. Она развернулась, и что-то упало с дивана и ударилось об пол. Ее сотовый.

Я взяла его, чтобы найти хоть какое-то объяснение. Паролем была дата моего рождения; я быстрыми прикосновениями разблокировала телефон. Первое, что я увидела на экране, – история звонков. Последний набранный номер – 911; звонок был сделан всего несколько минут назад.

– Мам, – позвала я уже более встревоженно. – Что случилось?

Я уже видела ее такой, вялой и безответной, но сейчас казалось, что все серьезно. Мое тело инстинктивно сжалось от страха.

Свет в комнате поменялся: послеполуденное сияние стало колючим. Воздух пронзали то красные, то синие вспышки. Я круто развернулась, нацелившись взглядом в окно. Первым делом я увидела полицейскую машину. Затем скорую помощь; тут же подъезжал пожарный грузовик. Я осмотрелась, пытаясь найти хоть что-то подозрительное. Ничего не горело. Никаких сигнализаций не срабатывало. Почему там был пожарный грузовик?

Послышался стук в дверь – словно кто-то пытался пробить мне череп топориком. Я пошла по направлению к звуку, но даже не помню, как мои ноги касались пола. Когда я открыла входную дверь, полицейский закрыл собой обзор.

– Добрый день, – сказал он. – Мы приехали по вызову женщины по имени Дори Сэндэрс.

– Это моя мать, – онемевшими губами произнесла я.

– Она здесь? – спросил он.

– Я не знаю, что произошло, – проговорила я.

– Можно нам зайти?

– Да, наверное… Ну, то есть… – У меня не было возможности сказать что-либо еще.