Ослепительный цвет будущего

Я думаю о маминой скомканной записке, которую она оставила в мусорном ведре.

Я хочу, чтобы вы помнили

Мы доезжаем на машине до Янминшаня; Фэн говорит, что когда-то это место называли Травяной Горой – из-за высокой серебряной травы и цветов, растущих на склонах. Мы скользим по извивающимся дорогам сквозь клубы желтоватого воздуха. За окном, куда ни посмотришь, – миллионы оттенков зеленого. А позади всей растительности – горы, напоминающие акварели. Слои, слои и еще раз слои синего, серого, зеленого, переходящие один в другой.

Наконец мы оказываемся у Китайского университета культуры, у здания музыкального факультета с его шиферными карнизами и крышами, как у пагод [28]; мы поднимаемся на пятый этаж, к аудиториям для практических занятий, где наверняка часами занималась мама. Мы находим аудиторию со словом «ПРИВЕТ», нацарапанным над дверной ручкой. Эта дверь окажется единственной незапертой.

Места внутри немного, но мы втроем кое-как протискиваемся. Черный рояль сияет нашим отражением; я поднимаю крышку, чтобы позволить ему улыбнуться своими блестящими зубами; так сделала бы мама.

Фэн толкает единственное в комнате окно; внутрь проникает серный запах, и что-то побуждает меня сфотографировать открывающийся вид. Наверное, мне хочется запечатлеть то, что видела моя мать, когда выглядывала в окно после многочасовых занятий, когда была студенткой, без груза в виде семьи. Когда она была – я надеюсь – счастлива.

В момент, когда я надавливаю пальцем на кнопку фотоаппарата, небо прознает крик, который одновременно вонзается прямо в меня.

Уайпо хватает меня за запястье, а другой рукой куда-то показывает – я успеваю заметить исчезающий из виду алый хвост.

Я наваливаюсь на подоконник и пытаюсь высунуться наружу как можно дальше, но ее уже нет.

– Получилось сфотографировать? – тихо, почти шепотом спрашивает Фэн.

– Боюсь, что нет.

Но я все равно открываю папку с фотографиями на телефоне. На экране я вижу карнизы крыш. Акварельные горы вдалеке. Деревья, похожие на брокколи.

А на полу балкона примерно двумя этажами ниже, на освещенной солнцем стороне камня, – тень птицы.

Меня лихорадит с момента посещения университета. Ближе к вечеру снова начинают разыгрываться галлюцинации. Цвета смешиваются, становясь ярче. Углы заостряются, затем снова размываются. Возвращаются чернильные паутины. Все вокруг кажется разрушенным.

Секунды неумолимо приближают время полуночи, которая ознаменует окончание сорок пятого дня.

Но, кажется, мы на правильном пути. Тонкий голосок в голове кричит: На пути к ЧЕМУ? В ответ все мое существо запальчиво раздувается.

На пути к тому, чтобы снова увидеть ее. Поговорить с ней. Обнять ее.

Я хочу, чтобы вы помнили

Она должна сказать мне, что это значит. До того, как у нее закончится время.

Мы уже так близко. Я настолько в этом уверена, что, кажется, могу даже найти оправдание своему плану сжечь одну из последних драгоценных палочек. Я тяну на себя ящик и вытаскиваю две фотографии, которые сумела спасти из пепла. Они обе немного подпорчены, но все же неплохо сохранились. Я выбираю снимок со свадьбы родителей – немного мятый, один уголок обесцветился из-за высокой температуры, другой отсутствует полностью. Мама в скромном белом платье, нежная фата струится по спине. Папа в костюме напрокат выглядит молодым и привлекательным. Это постановочный портрет, но счастье на их лицах настоящее.

Дрожащими пальцами я поджигаю самую короткую палочку. Прикасаюсь кончиком к фотографии; наблюдаю, как она загорается.

Мерцание и вспышка.

Мерцание. И вспышка.

74 Дым и воспоминания

Дым переносит меня в большую комнату, что-то вроде студенческого центра, куда мы с папой ездили поиграть в футбол и попить лимонад из автомата. Комната полна людей. Почти всем им лет по двадцать с небольшим, они разбиваются на небольшие компании; кто-то кажется более общительным, кто-то менее.

В центре видения молодые Дори и Брайан, их представляют друг другу знакомые. Она кажется смущенной в своем лавандовом платье. На кончике ее носа сидят огромные пластмассовые очки. Папа – в мешковатой рубашке с пуговицами – наклоняется, чтобы пошутить. В комнате слишком шумно, и я не могу разобрать, что говорят остальные, но зато вижу, как смеется мама: ее лицо взрывается хохотом, как фейерверк, глаза зажмурены, а пальцы спешат повыше к лицу, чтобы спрятать слишком широкую улыбку.

Вспышка.

Дори и Брайан в пустой аудитории, сидят на фортепианной банкетке. Он наблюдает за движением ее пальцев. Ее глаза закрыты, и из-под рук вытекает музыка Шумана; одна ступня в кроссовке то нажимает на золотую педаль, то отпускает ее.

Вспышка.

Дори стоит у входа в квартиру Брайана и теребит нефритовую цикаду у себя на шее. Ее лицо напряжено и неподвижно. Он открывает дверь.

– Дори, сейчас… Господи, сейчас три утра. Что случилось?

– Извини, – говорит она. – Когда они мне звонят, у них час дня, и потом я должна найти кого-то, чтобы отвезти меня сюда. А все спят…