Ослепительный цвет будущего

Аксель скрестил на груди руки, а я ждала, считая про себя до тридцати, в надежде, что он сдастся. Он не сдался.

– Она… Ей тяжело, – сказала я.

– Тяжело с чем?

– Со всем? Я не знаю.

Он многозначительно на меня посмотрел, и я вскинула вверх руки.

– Я серьезно! Правда, я не знаю. Она не хочет говорить со мной об этом. Но такое ощущение, что каждая мелочь – для нее какая-то непреодолимая стена. И когда у нее плохое настроение… все становится хуже.

Он кивнул, чтобы я продолжала.

– И поэтому они отправили меня летом в тот ужасный лагерь. Чтобы я не мешалась, пока она проходит лечение.

– Какое лечение? – спросил Аксель.

– Электро-что-то-там. ЭКТ. Типа шоковой терапии.

– Ничего себе.

Я выпустила воздух через нос.

– Да уж.

– Ли, ты могла со мной поделиться.

Я уставилась на пол.

– То есть она… У нее…

Я практически слышала, как у него в голове крутятся шестеренки, пока он пытается придумать этому название, описание, диагноз.

У меня в голове туда-сюда отскакивало слово «депрессия». Депрессия депрессия депрессия. Это заболевание? Я знала, что есть и другие психические расстройства, с другими симптомами и химическим дисбалансом.

Депрессия, хотела сказать я, но звуки отказывались оформляться в слово. Почему об этом так сложно было говорить? Почему всегда казалось, что состояние моей матери – это какой-то огромный секрет?

Аксель внимательно смотрел на меня, все еще ожидая, когда я прерву тишину.

– Она забыла, как быть счастливой, – сказала я ему.

Но и это объяснение казалось неточным.

77

День сорок шестой. Мы отправляемся на север, в Джиуфен.

Когда Фэн рассказала, куда хочет отвести меня Уайпо, я не сразу поняла.

– Ты хочешь сказать, моя мама никогда не была там… но нам все равно нужно туда поехать?

– В Джиуфене живет кто-то, с кем Попо хочет тебя познакомить, – объяснила она. – Думаю, это очень важно.

В голове была лишь одна мысль: Нам нельзя терять ни дня.

– Но у меня нет времени. Мне нужно придумать новый план, как поймать птицу.

– Поверь, мне правда кажется, что тебе это поможет, – сказала Фэн. – Твой поезд отправляется через два часа, так что советую собрать вещи для ночевки.

– Погоди, ты имеешь в виду наш поезд, да?

Она потеребила рукав.

– Я не поеду. Не могу.

– Что? Почему?

– Сейчас не самое лучшее время для меня, – сказала она.

– Но мне нужна твоя помощь, – возразила я. – С переводом.

– Ли, я просто не могу. Прости.

И она ушла.

Когда мы с Уайпо сходим с поезда, нас уже ждет мужчина примерно папиного возраста на минивэне. Он не особо приветлив, но все же открывает нам дверь и закидывает наши сумки в багажник. Те приземляются с ударом, который я ощущаю на спинке сиденья.

Они быстро переговариваются на тайваньском, пока он выезжает с вокзала. По тому, как Уайпо несколько раз бросает на меня взгляд, я понимаю, что они говорят обо мне.

– Привет, – внезапно произносит он. Затем поворачивается ко мне, и я впервые замечаю розовое родимое пятно, растянувшееся у него на щеке, как раскрашенное облако.

– Э-э, здрасте, – отвечаю я.

– Я Фрэд, – говорит он с небольшим акцентом.

– Ли. – Я вяло машу ему в зеркало заднего вида.

– Приятно познакомиться, – продолжает он, не глядя на меня. Звучит фальшиво.

Он замолкает, и я обращаю взгляд в окно. Дорога изгибается вверх-вниз, как волна, и резко сворачивает, так что вид то и дело cменяется: с гор на море, а с моря – на суетливый город. Туристические магазины кромкой огибают углы улиц. На глаза попадаются: собака без ошейника, семенящая вдоль дороги, бродячая кошка, расположившаяся на невысокой стене, как на насесте, и еще одна – клубочком свернувшаяся на навесе.

– Я не знаю, зачем вы приехали сюда, – ни с того ни с сего произносит Фрэд. – Они развеяли прах на севере. Не здесь.

Кожу начинает покалывать.

– Какой прах?

Моя мать моя мать моя мать.

– Прах Чен Цзинлинь, – говорит он, и Уайпо поднимает на него резкий взгляд.

Не мама. Мамина сестра. Моя тетя.

– Здесь развеян ее прах?

– Нет, – настойчиво повторяет Фрэд. – На север. Дальше. – Он замечает мое выражение. – Не говорите моей жене. Она думает, что вы обычный клиент.

У меня в голове все вращается, я смотрю на бабушку, но она отвернулась к окну.

– Ты знаешь, кто я? – спрашивает тогда Фрэд; его голос звучит уже мягче, не так сердито.

Я качаю головой.

После этого он больше ничего не говорит.

Горы пыльно-синих и лиловых оттенков вырастают все выше. Чем дальше мы поднимаемся, тем больше воды вокруг – спокойный, неподвижный сине-серый, растянувшийся далеко за горизонт.

Мы сворачиваем с основной дороги, и машина начинает карабкаться по крутому холму, а затем заезжает на улочку между двумя зданиями.

– Пойдем, – говорит он. – Я покажу вашу комнату.

Он объясняет, как отпереть тяжелую входную дверь, и ведет нас мимо широкого помещения со столами и стульями, дальше по коридору до комнаты А3.

– Вот ключ. – Фрэд поднимает руку и три раза резко стучит костяшками по дереву.

– Это наша комната? – спрашиваю я.

– Да.

– Так зачем вы стучите? – В ту же секунду мне становится стыдно за свой вопрос.