Османец

И вот они здесь. Энтони Хоквуд с трудом в это верил, да и едва ли он был способен тогда поверить чему-либо в этом роде. Родился и вырос Энтони в казармах лорда Монтегля. Отец научил его владеть копьём и шпагой так же хорошо, как и пером. Он рассказывал ему и о бомбардах[16], но Энтони никогда их не видел. Его будущее, казалось, было определено. Он будет сражаться под знаменем лорда Монтегля и, если понадобится, умрёт за него. Столь ограниченный жизненный путь, однако, скрашивала надежда на то, что он испытает тепло женских рук и радость рождения сына. Ни на что большее он не рассчитывал, пока отец не увёз их столь внезапно из замка лорда.

Они вышли из Саутхемптона из тихой бухты Солент в беспокойные воды Английского канала (пролива Ла-Манш). Каждый из стоявших на палубе пытался разглядеть парус, который мог бы означать, что французские каперы[17] вышли из Дюнкерка или Сен-Мало. Путешественники не увидели ничего, что могло бы им угрожать, и вскоре обнаружили, что плывут через Бискайский залив. Им сопутствовал восточный ветер. Перед ними выступили очертания огромного устрашающего мыса Финистерре, наполовину скрытого низкими облаками. Судно, скользя по бурно вздымающимся волнам Атлантического океана, неслось к португальскому берегу, отдалённой земле, каждые несколько минут исчезающей из поля зрения. Но ветер наконец утих, и в первом порту назначения — Лиссабоне — они в какой-то мере почувствовали, что достигли края, к которому стремились. Встав на якорь в Каскай-Роулз, они укрылись за мысом и песчаной отмелью от освещавшего океан солнца, настолько жаркого, что смола пузырилась на палубе. И здесь они впервые в жизни увидели пальму.

Выйдя из Лиссабона, они обогнули мыс Сент-Винсент и направились к Кадису. Им пришлось пройти мимо скалистого мыса через пролив, где бушевал ураганный ветер, оттуда они последовали в Картахену, укрытую множеством мысов. Путешествие по Пиренейскому полуострову, обращённому в христианство, за исключением маленького мавританского королевства Гранада на юге Испании, было безопасным, если бы не погода. Но Энтони даже не страдал от морской болезни, настолько он был поглощён тем, что открывалось его взору, а также мастерством испанских моряков, самых опытных и отважных в мире.

Покинув Картахену, путешественники доплыли до Аликанте, а затем пересекли Средиземное море и приблизились к Генуе, городу великолепных дворцов и едва ли менее прославленных мореходов. Генуэзцы были единственными в Западной Европе, кто осмеливался напрямую торговать с Византией, тем самым вызывая гнев турок. Из Генуи Хоквуды начали последний этап своего путешествия, теперь уже под флагом известной республики.

Морское путешествие длилось несколько месяцев. Энтони понимал, что оно было познавательным даже для Джона Хоквуда, который прошёл всю Францию вдоль и поперёк. Для детей же оно стало открытием мира, о существовании которого они и не подозревали: земли, где всегда тепло; моря, казалось бы, невозмутимо спокойные, но всё же иногда разрываемые жестокими ветрами, возникающими на фоне безоблачного неба; горы, поднимающиеся чуть ли не до самого небосвода; мужчины с чёрными волосами и бородами и сверкающими чёрными глазами; женщины, невообразимо грациозные, чьи чёрные глаза сверкали ещё более обольстительно — ведь Энтони уже был мужчиной. Джон Хоквуд больше опасался за Кэтрин и всегда был рядом с ней.

Хоквуды видели людей, сражающихся насмерть с быками, дворцы, по сравнению с которыми лучшие усадьбы Англии казались жалкими лачугами, яркие и свободные одежды, которые никогда не встретишь на холодном севере. Эта яркость распространялась и на весь стиль жизни Средиземноморья: люди прекращали работу, чтобы насладиться праздником, целыми днями пели, смеялись и любили — часто недозволенно — и устраивали торжественные шествия в честь какого-нибудь святого.

— Это настоящий рай, — объявил Вильям.

— И в раю водятся змеи, — предостерёг его отец, который понимал, что под изысканными манерами и беспрестанной весёлостью могли таиться глубокие бездны гордыни. Энтони, почти онемев от восхищения, наблюдал незнакомую ему жизнь.

Из Генуи на новом корабле Хоквуды добрались до Неаполя, потом до Отранто. Из Пирея корабль взял курс на Дарданеллы.

Никогда Энтони потом не забудет Неаполь. Погода была плохая, и они на неделю встали у мола, где неаполитанцы в пышных убранствах устраивали парад и откуда были хорошо видны неприступные стены замка Нуово, столь долго служившего приютом анжуйскому королевскому дому, который принёс ужасающую нищету этой солнечной земле.

Так же, как генуэзцы или испанцы, неаполитанцы смеялись и наслаждались жизнью, но за их улыбками скрывались тёмные мысли. В них сочетались гордость и чувственность, которые были столь же восхитительны, сколь и опасны. Неаполь в сентябре оказался самым жарким местом из всех, где Энтони когда-либо приходилось бывать.

В таких условиях невозможно было вынести заточения на борту судна. Поэтому, когда Кэтрин захотелось размяться, Энтони был приставлен к ней как телохранитель.