Османец

Джон Хоквуд стоял позади жены. Она была ниже своих детей и казалась удивительно хрупкой для матери такого львиного семейства. Сейчас по её телу пробежала дрожь.

— Какая мёртвая земля... Совсем нет зелени...

— Это земля варваров, — объяснил Хоквуд. — К вечеру мы будем у Золотого Рога.

Он верил: там они найдут всё, о чём мечтали. Они должны найти, иначе придётся прибегнуть к крайним мерам. Но само название — Золотой Рог — обещало богатство и счастье человеку, достаточно смелому, чтобы надеяться. Джон Хоквуд никогда не терял надежды.

Ему минуло пятьдесят в этом 1448 году от Рождества Христова. С самой ранней юности он пошёл по военной стезе. Отец его был дубильщиком, но теперь о нём и о его семье можно было сказать — военная косточка. Брат его деда, которого также звали Джон, был посвящён в рыцари в битве при Креси[12] королём Англии Эдуардом III и затем уехал в Италию, чтобы стать предводителем наёмников. Первый Джон Хоквуд женился на дочери — незаконнорождённой, конечно, — герцога Миланского, дослужился до звания кондотьера[13] — командира наёмников — во Флоренции и умер всего лишь за четыре года до рождения внучатого племянника.

Джон Хоквуд-младший не собирался уступать своему известному тёзке, за исключением, пожалуй, женитьбы — он уже был женат, но в качестве командующего мог бы продвинуться дальше. Он был, как и его отец и дед, артиллеристом.

К несчастью, слово «артиллерист» с трудом понимали даже военные. Дед Джона Хоквуда и его брат сражались у Креси. Вильям Хоквуд-старший был тогда мальчишкой, но уже помогал стрелять из пушки. В то время пушки были не нужны: уэльские лучники смогли разбить французов. Через шестьдесят девять лет Джон Хоквуд-младший последовал за Великим Гарри к Азенкуру. Вместе с отцом он обслуживал орудия. Но и там своё дело сделали лучники.

Некоторые воины, даже такие военные гении, как Генрих V или его брат герцог Бедфорд, считали пушки громоздкой, дорогой, шумной, зловонной и неповоротливой обузой. Особенно те, кто командовали армиями, не любили их. Рыцарь в доспехах должен предстать перед другим рыцарем в доспехах с копьём или мечом, и победит сильнейший. Когда исход боя был предопределён, победитель ждал от побеждённого противника уверений в готовности заплатить богатый выкуп. Ни один рыцарь не убивал богатого противника, если этого можно было избежать. И ни один рыцарь во всём великолепии боевых доспехов не мог бы быть повержен бедным человеком с копьём, если тот знал своё место. Этих несложных правил придерживались все представители знати.

Английские рыцари противились даже использованию арбалетов, пока не убедились в том, что с арбалетами у них больше шансов победить и приобрести репутацию самых грозных воинов в Европе. Они примирились с некоторым падением своего престижа в обществе: арбалет не гарантировал наступающему рыцарю неуязвимости, тот мог быть выбит из седла, подобно спелому яблоку с низкой ветки. Ловкость в обращении новым оружием приходила после долгих упражнений, а это искусство было известно английским и уэльским йоменам (мелким землевладельцам), которые, по крайней мере, знали своё место и снимали шапки перед господами.

Йомены могли бы стать артиллеристами, но вряд ли они смогли бы искусно владеть этим оружием. Пушки убивали кроваво и без разбора, запуская в воздух огромные камни. Это было дьявольское оружие:

Джон Хоквуд не был достаточно искушён в богословских тонкостях, чтобы оспаривать последнее утверждение. Но профессия, хотя и непопулярная, досталась ему по наследству, и он делал всё, чтобы честно служить ей. Такой уж это был человек, и своих сыновей и дочь он воспитал так, что они придерживались того же мнения. Хоквуд обладал пытливым умом. Его отец был лоллардом, последователем Джона Виклифа[14], который считал, что Бог принадлежит человечеству, а не горстке священников. Энтони Хоквуд-старший не афишировал свои убеждения: ересь могла привести к столбу и нескольким минутам агонии перед смертью. Но он передал свои взгляды сыну, что, впрочем, касалось скорее обучения, чем религии. Джон Хоквуд мог писать и читать, а латынь знал так же хорошо, как и английский. Свои знания он передал сыновьям, так что для них не представляло особого труда сносно выучить итальянский во время долгого путешествия по Средиземному морю. Однако Джон Хоквуд думал и о судьбе своего дела. Само существование артиллерии возмущало оскорблённую аристократию, по крайней мере в данный момент. Но пушки заключали в себе и самую разрушительную силу, когда-либо существовавшую на земле. Если бы эту силу можно было использовать по назначению и сделать более мобильной, то генералы, овладевшие ею, правили бы миром.