Османская империя. Шесть веков истории

Все это важно выплачивать в срок, чтобы уменьшить – на первый взгляд это может показаться парадоксальным – общую сумму, подлежащую уплате, и надолго сохранить уровень доверия, необходимого политической верхушке. Однако из-за ситуации с имперской казной доходы пашей сокращаются. Размер их вакфов в целом меньше, чем у фондов, созданных их предшественниками в XVI–XVII веках. Государственные доходы теперь выплачиваются по крохам. Уменьшены уделы и пенсии (арпалык; arpal?k): в 1745 году правитель Сиваса получил только 40 % того, что было ему необходимо для покрытия фактических расходов[269]. Паша, которому не удалось накопить деньги «в больших количествах», должен был либо прибегать к все более сложным кредитным сетям, либо облагать налогоплательщиков чрезмерными налогами (что Порта не одобряла и карала), либо влезать в долги перед имперским казначейством (что она терпела). Большинство губернаторов накапливали долги, которые закрывались только с их смертью. Налоговая система частично компенсировала их продажей имущества и владений должников тому, кто предлагал за них более высокую цену.

С одной стороны, в течение почти целого столетия привилегированный статус аскери ослаблялся за счет включения в его ряды большого числа райя с неясными заслугами. С другой стороны, парады и шествия позволяли имперской элите удерживать образ упорядоченного и иерархического общества аулов и городов, где каждому полагается знать свое место[270]. Кроме того, усиливалось разделение между тремя основными группами, находившимися на государственной службе. В силу образованности и мастерства каллиграфии «люди пера» сохраняли верность практике писцов прошлого. При этом они утверждаются и как профессиональные бюрократы, и как провинциальные администраторы, доходит до того, что они берут на себя управление крепостями. «Люди шпаги» опасались власти новой бюрократии, стремились оспорить ее, однако не могли с ней совладать. Так, когда в 1783 году была учреждена должность генерал-губернатора военной подготовки – в частности, для контроля над созданием нового быстрого артиллерийского корпуса, – она была поручена, к большому недовольству аги янычар и других военных чиновников, гражданскому администратору, подчинявшемуся непосредственно великому визирю. Наконец, более жестким становится духовенство, при этом его обновление основывается на включении молодых учащихся, набранных со всей империи. В отличие от ситуации с гражданскимии и военными сановниками, для высших духовных постов характерны более строгие формы социального воспроизводства, а XVIII век отмечен доминированием крупнейших стамбульских семейств. Зародившиеся в кругах служителей второго ранга мятежные движения оспаривают бремя покровительства и обличают нерадивость улемов.

И все-таки империя остается крепкой. В провинциях, населенных в основном мусульманами, возникает некая форма содружества, основанная на чувстве исламской солидарности перед лицом растущих угроз со стороны христианских стран. Ее скрепляет престиж имперских институтов и координация нескольких сотен человек, стоящих на службе Порты[271]: подобное положение напоминает Рим или, безусловно, в ином масштабе, Британскую империю. «Триумф минимализма» (Н. Фергюсон): в 1800 году «всемирное управление» примерно 200 миллионами жителей лежит на деятельности тысячи человек, поставленных под отдаленную власть Индийской гражданской службы[272]. В Османской империи каждый находит свою выгоду: за счет аффермажа и введения новых налогов Порта обеспечивает стабильный доход, позволявший ей собирать армии, пока столица развивала торговлю с остальной частью империи. Магрибские регентства и мамлюкские режимы Египта и Ирака вербовали мужчин на Кавказе и в Анатолии. Румынские и черногорские княжества поддерживали все более тесные отношения с христианскими государствами Западной Европы.

Разнообразие региональных особенностей