Османы. История великой империи

Развитие инфраструктуры шло на заемные средства, и чаще всего дело принимало следующий оборот – из-за несвоевременного расчета по займам построенные объекты переходили в управление иностранных компаний, кредитовавших их строительство. Проще говоря, проложили в долг железнодорожную ветку, вовремя расплатиться не смогли, и железная дорога перешла под контроль иностранцев, которые кладут полученную от нее прибыль в свой карман, но долг при этом «висит» на правительстве – очень хорошо! В 1882 году, на пике экономического упадка, произошел очередной дефолт, который привел к созданию так называемого «Совета директоров османского государственного долга», состоявшего из пяти представителей иностранных кредиторов, которые получили возможность прямого вмешательства в османскую экономику и право контроля над частью казенных доходов. Таким образом, империя получила «альтернативное министерство финансов», которое на словах занималось оздоровлением османской экономики, а на деле пыталось выкачать как можно больше денег на погашение долгов.

В сложившейся ситуации невозможно было управлять империей «по инерции», поскольку эта инерция привела бы прямиком в пропасть. Требовалось найти новые и эффективные рычаги управления, нужна была идея, способная объединить прогрессивные силы османского общества и удержать тонущее государство на плаву. Такой спасительной идеей стал панисламизм, которому предстояло сплотить все прогрессивные мусульманские силы вокруг султанского трона. Собственно, государственная идеология Османской империи всегда была панисламистской. Турки никогда не противопоставлялись прочему мусульманскому населению и не имели каких-то исключительных прав. Скорее наоборот – давайте вспомним, что многие султаны предпочитали приближать к себе не соотечественников-турок, а представителей иных национальностей. Подданные султана назывались «османами», а слово «турок» во второй половине XIX века употреблялось в качестве синонима слова «деревенщина» (да, представьте, так оно и было, поскольку в основной массе своей турки были крестьянами).

Усиление панисламистских тенденций сопровождалось укреплением авторитета Абдул-Хамида как халифа правоверных – духовная власть начала преобладать над светской. Правда, строгие ревнители норм и традиций упрекали Абдул-Хамида за то, что он присягал на верность конституции, ведь халиф подчиняется только Всевышнему и никому более, но, если разобраться, то в этой присяге не было ничего предосудительного, поскольку речь шла не о признании власти, а об обещании соблюдать данные народу права. Священный характер власти султана как халифа всех правоверных утверждался тремя статьями конституции – в третьей статье говорилось, что султанат (верховная османская власть) включает в себя «великий исламский халифат», четвертая статья гласила, что падишах (султан), в качестве халифа, выступает защитником ислама, а в пятой статье личность падишаха объявлялась священной и неподотчетной.

Панисламизму пришлось противостоять не только усиливающемуся британскому влиянию, но и росту национализма среди мусульман, в первую очередь – в Египте и Тунисе (первый в начале восьмидесятых годов XIX века был оккупирован британцами, а второй – французами). Для того, чтобы не дискредитировать великую идею, а вместе с ней и свое правление, Абдул-Хамиду приходилось быть последовательным и опираться на славное прошлое Османской империи, в частности на то, что в 1517 году халифские полномочия перешли к завоевателю Египта султану Селиму I от последнего аббасидского халифа Мухаммада ал-Мутаваккиля. Определенную роль в консолидации мусульман сыграл и закрепленный в конституции принцип османского гражданства, которое не зависело от религиозной или этнической принадлежности. Султану приходилось опираться только на мусульман, потому что христианское население империи всё сильнее и сильнее тяготело к России или Австро-Венгрии.

По мнению Абдул-Хамида четырьмя столпами османской государственности служили ислам, незыблемость династии Османов, служение двум благородным святыням ислама – Мекке и Медине, и Стамбул, как имперская столица. Об этом говорилось в султанском меморандуме, вышедшем в августе 1901 года, когда империя пребывала в периоде относительной стабильности и в памяти подданных была свежа память о победе в греческой войне 1897 года.[196] Эта победа была следствием политики Абдул-Хамида, который брал от запада полезное, но, в отличие от деда и отца, не заимствовал культурные традиции.