Платили высокую цену за положительные репортажи и разные небылицы[986]
. Они публиковали журнал, изображавший Запад жестоким и дегенеративным, освещавший линчевания и нищету в Соединенных Штатах[987]. Султан собрал огромную коллекцию газетных вырезок, следя за всем, что публиковала иностранная пресса, дабы отомстить тем, кто оскорблял его. Абдулхамид II стремился осуществить своеобразный ребрендинг Османской империи с помощью пропаганды, а не путем изменения политики или прекращения массовых убийств. Защита прав подданных, а не их нарушение, оказалась бы более надежным способом. Тем не менее историки часто забывают о том, что некоторые из ярых сторонников пропагандистских усилий императора были евреями.Евреи снова сплотились вокруг султаната
В то время как отношения между династией и османскими христианами ухудшались, несмотря на новообретенные права последних, евреи вновь продемонстрировали свою преданность правителю. В XV и XVI вв. еврейские хронисты и интеллектуалы вели внутренний диалог, восхваляя султана в мессианских выражениях за то, что он победил врагов и угнетателей иудеев, христиан и католиков, за завоевание Иерусалима и за то, что он собрал евреев на Святой земле. Они видели в этом признаки наступления мессианской эпохи. После деятельности движения Шабтая Цви в середине XVI в. султана еще не называли мессией. В XIX в. старую традицию возродили и популяризировали по разным причинам[988]
.XIX в. был временем казни глав трех ведущих еврейских семей, в основном из-за их связей с янычарами.
Та же эпоха ознаменовалась независимостью Греции, подъемом греческих и армянских националистических движений внутри империи, независимостью государств Юго-Восточной Европы и националистическими настроениями евреев в Османской империи. Иудеи могли либо обратиться к собственному националистическому движению – сионизму, который поддерживали немногие, – либо забыть все еще неизжитую травму от несправедливых убийств своих лидеров в 1826 г., искать примирения с династией и встать на ее сторону, чтобы объединиться против христиан. Еврейское руководство пошло по второму пути. Немногочисленные, экономически более слабые и с худшим имиджем, чем у армян или греков, османские евреи искали способ показаться султану полезными, значимыми и надежными[989]
. Их вклад в патриотизм означал публичное заявление о лояльности империи и осуждение османских христиан как предателей.В 1892 г., в четырехсотую годовщину прибытия иудеев, изгнанных из Испании, османские евреи запланировали свою первую публичную церемонию, посвященную «приему», оказанному им султанами, и выражающую благодарность за мусульманскую «терпимость»[990]
. В отличие от средневековых предшественников, евреи XIX в. не сосредоточивали внимание на правителе, который рассматривался как божественный инструмент и фактически не обладал никакими полномочиями. Вместо этого они представили толерантными всех мусульман (турок), а не только султана. Их позиция должна была стать публичным проявлением патриотизма и верности империи. Однако в конце концов все закончилось чтением специальных молитв в синагогах и отправкой телеграмм императору[991]. Тем не менее прозвучало публичное заявление о том, что османские евреи открыто приняли сторону Абдулхамида II и выступили против его врагов, греков и армян.Эта страна превратилась в «убежище», где евреи «пользовались свободой вероисповедания» и были ее «истинными гражданами», способными «сделать государство процветающим». Было провозглашено, что евреи во всем мире в долгу перед Османской династией, «полюбившей» их. Мировое еврейство призвали «навсегда признать» империю и «выразить самое глубокое уважение ко всему, что носит название “османское”»[993]
. Арон де Джозеф Хазан, лидер общины из Измира, выступил за празднование четырехсотлетия прибытия иберийских евреев. Он заявил, что династия предоставила им место, где можно было спастись от «тирании испанского правительства и европейского варварства», обязав евреев публично выразить свою благодарность[994]. По словам Хазана, это стало бы «абсолютным доказательством глубокой признательности, которую мы испытываем к османскому правительству», и послужило бы ответом мусульманским «антисемитам, обвиняющим нас в неблагодарности и утверждающим, что мы не настоящие патриоты»[995].