Османы. Как они построили империю, равную Римской, а затем ее потеряли

Восточный «чужак» был таким, каким западное «я» себя не представляло: ленивым, невежественным, мракобесным и религиозно фанатичным, но в то же время чувственным и эротичным. В процессе создания популярных картин ориенталисты, зачастую никогда не бывавшие на Ближнем Востоке, использовали англичанок в качестве моделей и представляли Османскую империю как экзотическую, романтическую страну, полную угнетенных, закутанных в вуали, но обнаженных женщин. То, какой европейцы воображали империю, было связано с взаимодействием Запада и Востока. Европейцы начали править бывшими частями Османской империи, такими как Алжир и Египет, и ориентализм выражал растущее западноевропейское доминирование и власть в регионе[1003].

В XIX в. во всех европейских государствах преобладали жесткие правила, запрещавшие смешение разных национальных групп, насаждение социальной иерархии, основанной на расовой принадлежности, и политика, ориентированная на цивилизационную миссию. Османская империя переняла глобальную тенденцию. Ее элита придерживалась того же подхода, что и европейские. Они провели более четкие границы между собой и народом, которым правили. Правящие круги оказались одержимы своим имиджем на Западе и стали очернять тех, кто его портил.

В XIX в. западные империалисты не обладали монополией на предвзятые и расистские взгляды. Османы, посланные править отдаленными провинциями, оказались такими же «востоковедами», как и их западные коллеги. Уже в XVI в. османские мусульманские интеллектуалы, например, недовольный историк Мустафа Али, диагностировавший упадок империи из-за отказа от укомплектования администрации османскими румийцами, пренебрежительно относились к курдам и туркам. Он описывал их как неспособных управлять собой или другими простаков, легко поддающихся лести и подаркам в виде униформы, лошадей и оружия, но в то же время ненадежных и морально несостоятельных.

В XIX в. османские мусульманские путешественники и чиновники, командированные из Стамбула на албанскую и арабоязычную периферию, изображали албанцев, арабов, бедуинов и кочевников, населяющих Аравию, Ливан, Ливию, Трансиорданию[1004] иЙемен, аналогично тому, как европейцы отзывались о мусульманах и османах, а в Соединенных Штатах – о коренных американцах[1005]. Абдулхамид II сравнил курдов и кочевников Восточной Анатолии с «дикими племенами в Америке»[1006].

Читая рассказы османских востоковедов, обнаруживаешь, что существовало много регионов, претендовавших на звание османского Дикого Запада. Элита, служившая султану в этих провинциях или путешествовавшая туда по другим причинам, рассматривала живших там людей как «диких», «жестоких», «примитивных», «нецивилизованных дикарей», нуждавшихся в просвещении, чтобы их можно было ввести в современный мир. Поскольку многие из них уже были мусульманами, ислам не считался единственным признаком цивилизации. Жителей тех областей призывали отказаться от кочевничества и поселиться в городах, обменять невежество на образование во вновь построенных школах и отказаться от лени и бедности ради трудолюбия. Они должны были улучшить состояние тела с помощью гигиены и современной медицины, измерять сутки 24 часами, чему способствовало строительство часовых башен, и одеваться по вестернизированной позднеосманской моде.

Предполагалось, что так можно искоренить грубые манеры, распущенную мораль и странные обычаи.

Ориентализм был одним из факторов, которые помогли развалить империю. Отходя от ислама и обращения в христианство как основного связующего звена общества и стремясь к цивилизаторской миссии, турки считали себя несущими «бремя османского мужчины» в отличие от албанцев, арабов и сектантов вроде друзов. Иногда они относились к людям в Аравии или Ливане с таким презрением, что называли их нечеловеческими существами, «насекомыми»[1007].

Османские чиновники в арабских провинциях вроде Йемена и путешественники-мусульмане внутри империи или в Африке выражали такую же антипатию к подданным, как британские и французские колониальные администраторы. Богатые османы, ездившие в глубинку, часто демонстрировали ориенталистские взгляды: они судили о местных народах по тому, что считали критериями культуры, находили недостатки и отвергали их как «отсталых», «диких», «несовременных»[1008]. Люди от власти смотрели на население в регионах, проявляя чувство врожденного превосходства, даже если встречали мусульман. Точно так же как европейцы-христиане считали не-христиан наименее цивилизованными, османская элита воспринимала африканцев и не-мусульман как тех, кто находится на шаг позади.