Османы. Как они построили империю, равную Римской, а затем ее потеряли

Согласно «Книге моего деда Коркута», огузы были народом, главной ценностью которого считалась мужественность – черта, присущая как мужчинам, так и женщинам. Мужественность – это храбрость человека, не обращающегося в бегство от врага. Мальчика не назовут мужественным, пока он не отрубит головы и не прольет кровь[321]. Идеальная жена вставала раньше мужа, садилась на его коня и приносила ему несколько голов, прежде чем он добирался до врага[322]. Храбрые воины-огузы носили золотые серьги, щеголяли усами и верили, что лучшие лошади были выведены от сверхъестественного жеребца[323]. Их марш сопровождался звуком боевых барабанов, чайников, рожков и дудок. Они несли знамена и штандарты с конскими хвостами, добиваясь расположения девушек или товарищей своими проявлениями доблести. Для развлечения они смотрели, как быки борются с верблюдами или как мужчины борются с быками. Они отправлялись на охоту и соколиный промысел и сами были честными, похожими на соколов вождями-воинами, степными кочевниками, которые жили в палаточных лагерях. Их войлочные шатры располагались на деревянном каркасе и напоминали по форме ульи с дымовыми отверстиями в золотой оправе[324]. Они пасли десятки тысяч овец, коз и верблюдов и ездили верхом на арабских лошадях.

Они охотились и сражались с помощью крепких луков,копий, булав, палиц и мечей.

На пирах они ели тушеную баранину и забивали лошадей, рыжих верблюдов, белых и черных овец и крупный рогатый скот. Их приносили в жертву, чтобы выразить благодарность богам. Огузы пили перебродившее кобылье молоко, а также крепкое красное вино из золотых кубков, которые подавали девушки-рабыни. Огромные собаки и вооруженные рогатками мальчишки гнали животных по степи, опасаясь волков, хотя и почитая их. Огузы мигрировали между долинами зимой и горами летом в поисках пастбищ для скота. Летом их привлекали тень деревьев и прохладные ручьи.

Исторические и генеалогические усилия, включая выбор огузов в качестве предков и провозглашение себя законными преемниками сельджуков, были частью пропагандистской войны против конкурирующих туркменских империй и княжеств в Анатолии, Центральной Азии, Иране и арабоязычном регионе. Дулкадыр, Кара-Коюнлу, Караманиды и Ак-Коюнлу – все они сражались за контроль над Восточной Анатолией и заявляли о собственном прославленном происхождении, реальном и вымышленном, от центральноазиатских ханов. Многие из этих соперников также претендовали на происхождение от огузов. Распространение османской родословной во время правления Мурада II, показывающее, что османы происходили от «старшего сына старшего сына Огуз-хана», было очевидной попыткой сделать их самой законной тюркской династией в регионе[325]. Это ответило бы на необходимость объяснить, кем были османы, как происхождение и политическое назначение привели их к власти, и заставило бы замолчать других претендентов на трон.

Едва ли уверенные в себе, османы все же сочли необходимым объяснить, что произошло после вторжения Тимура в 1402 г. и во время междуцарствия, включая восстание шейха Бедреддина. Во время правления Баязида II объем исторических работ увеличился.

Баязид II стремился сформулировать новое имперское сознание как на простом турецком, так и на утонченном персидском языках, чтобы улучшить имидж своего предшественника и отца Мехмеда II перед лицом негативной реакции на его жесткую политику и обосновать собственные претензии к соперникам в борьбе за османский трон. Построение Мехмедом II объединенной, централизованной империи – отказ от священных воинов гази в пользу обученных османами христианских рекрутов, янычар – напрягало население бесконечными военными кампаниями и, как следствие, нескончаемым спросом на новые источники финансирования.

После возвращения из военной кампании 1484–1485 гг. в Юго-Восточной Европе и завоевания молдавских черноморских портов Килия и Аккерман, которые Мехмед II взять не смог, Баязид II приказал собрать и записать устные истории о династии и подготовить новые общие истории османов на турецком языке[326]. Эти усилия продолжались до первого десятилетия XVI в. Курдскому бывшему везирю Ак-Коюнлу Баязид II приказал сочинить элегантную историю на персидском языке[327]. Баязид II отчаянно нуждался в том, чтобы вернуть лояльность недовольных членов элиты, напомнив о великих деяниях династии и своем месте в ней. Политика Баязида II сильно отличалась от политики Мехмеда II – он вернул захваченные его отцом фонды и земельные участки их владельцам, одновременно создавая себе более благочестивый имидж[328].