Леви развил эту мысль не без помощи своего богатого воображения[173]
. Он описал это так: отложив яйца в раковину, самка аммоноидов должна была умереть, предусмотрительно снабдив свое потомство едой — вылупившиеся из яиц детеныши могли какое-то время питаться телом матери. (Кормить отпрысков собственным телом — не такая уж большая редкость в животном мире: мы, млекопитающие, умудряемся выжить, передавая детям питательные вещества, вырабатываемые телом, а вот другие виды зачастую жертвуют собой.) Леви предположил, что в меловом периоде аргонавты эволюционировали из этих аммоноидов, они утратили собственные раковины и стали откладывать яйца в пустых раковинах других аммоноидов. Затем, по его гипотезе, они стали задействовать руки, чтобы чинить старые раковины или достраивать их. В какой-то момент аммоноиды вымерли, и аргонавты были вынуждены строить оболочки для яиц с нуля, по примеру аммоноидов.Рис. 6.2.
Герд Вестерманн, создатель треугольника, отражающего связь формы раковин аммоноидов с их гидродинамическими свойствами, тут же опубликовал в соавторстве с коллегой статью, где разнес аргументы Леви в пух и прах[174]
. В статье указывалось, что нет никаких свидетельств того, что аргонавты могли менять раковины аммоноидов, к тому же современные аргонавты строят свои оболочки для яиц не из того материала, из которого состояли раковины аммоноидов (из кальцита, а не из арагонита{21}). Еще одна нестыковка — это древность родословной осьминогов. Предки осьминогов бороздили океаны юрского периода, а может быть, даже триасового — задолго до появления аммоноидов в позднем меле. Эти древние осьминоги явно не были аргонавтами, а это указывает на то, что аргонавты — более поздняя производная форма, а не прародитель всех осьминогов.Как же объяснить внешнее сходство раковин аргонавтов и аммоноидов? Скорее всего, это просто одинаковый эволюционный ответ на одну и ту же задачу: как сделать передвижение под водой наиболее эффективным[175]
. Ни один из палеонтологов, с которыми я беседовала, не счел аргументы Леви заслуживающими внимания. Однако его обращение к гипотезе Нэфа, считавшего, что осьминоги произошли от аммоноидов, напоминает мне попытки современных ученых возродить другую идею Нэфа — о том, что кальмары произошли от белемнитов.Что касается осьминогов и аммоноидов, то несколько поколений ученых рассматривали, оценивали и в конце концов отвергли эту гипотезу. В случае же с кальмарами и белемнитами гипотеза изначально была признана сомнительной из-за преобладающей точки зрения на белемнитов как на эволюционный тупик развития колеоидов. И все же современные ученые находят все больше свидетельств в пользу изначального предположения Нэфа.
Скрывающиеся в глубинах
Можно пообедать современным динозавром и поужинать современным белемнитом. Или, если так больше хочется, наоборот: съесть на обед кальмаров, а на ужин — курицу.
Конечно, вымерло не только множество видов динозавров, но и множество видов белемнитов, причем не только в результате катастрофы в конце мелового периода, вымирание происходило и до нее. В отличие от динозавров и аммоноидов, белемниты действительно переживали длительный упадок задолго до падения метеорита — возможно, из-за конкуренции с древними кальмарами. Современные десятирукие головоногие (в эту группу входят кальмары, спирулиды и каракатицы) когда-то считались потомками колеоидов, не имеющими отношения к белемнитам, но недавняя работа Дирка Фукса и Саши Архипкина среди прочих заставила ученых вновь вернуться к гипотезе Нэфа, согласно которой кальмаров следует считать вершиной эволюционного успеха белемнитов.
Впервые я услышала доклад Архипкина на конференции, будучи восторженной студенткой. Мне перепало кое-какое финансирование от университета, чтобы я смогла в 2003 г. поехать в Таиланд на Международный симпозиум по изучению головоногих (он проходит раз в три года). Эта поездка стала для меня фантастическим приключением — от ночевки с другими безденежными студентами в Морском биологическом центре Пхукета до охоты на осьминогов с местным рыбаком, который знал, как извлечь извивающуюся массу щупалец из кажущегося необитаемым нагромождения камней. И хотя я благоговейно взирала на великих светил науки о головоногих, на самом деле я очень мало что понимала в их докладах.
Спустя семь лет, за которые Архипкин успел потрудиться на посту председателя комитета Международного симпозиума, а я наконец, перелопатив кучу данных, смогла выжать из нее свою диссертацию, мы с ним встретились на Пятом международном симпозиуме по тихоокеанским кальмарам в городе Ла-Пасе в Мексике. За годы работы над диссертацией я прошла путь от восторга через отчаяние до безропотного принятия своей ситуации, но, услышав, как Архипкин рассказывает о своей новой грандиозной гипотезе, я вновь почувствовала прилив интереса к новейшим достижениям науки.