Основания девятнадцатого столетия

Что касается Церкви, то было бы не очень разумно сколь­ко-нибудь пренебречь властью столь замечательного организ­ма, как римская иерархия. Никто не может предсказать, куда она может привести при счастливом для нее стечении обстоя­тельств. Когда в 1871 году Доллингеру (Döllinger) было объяв­лено excommunicatio major — отлучение от Церкви — «со все­ми вытекающими из этого каноническими последствиями», полицейские власти Мюнхена должны были принять особые меры для защиты его жизни. Один этот факт проливает свет в бездну фанатичной универсалистской иллюзии, грезы, мечты, которая может однажды при других обстоятельствах разверз­нуться перед нашими ногами.²²⁹ Однако я не хочу придавать большое значение таким вещам, точно так же как интригам вы­шеупомянутого торжественного отлучения подстрекателей ка­пелланов и их созданий; источник силы в добре, а не во зле. В мысли о католицизме, непрерывности, непогрешимости, бо­жественном предназначении, всеохватывающем, непрерывном откровении, царстве Божьем на земле, представителе Бога как верховном судье, о том, что всякая земная жизнь есть исполне­ние церковной должности — во всем этом столько доброго и прекрасного, что искренняя вера в это должна давать силы. И эта вера, — надеюсь, что я убедительно показал это, — не раз­решает разделения между временным и вечным, земным и не­бесным. Безграничность лежит в существе этого направления воли, она служит его основанием, каждое ограничение является помехой, остановкой, злом, которое следует как можно быстрее преодолеть, потому что ограниченность, если бы она оказалась признанной существующей по праву, означала бы не что иное, как отказ от самой идеи. КабоАдксх^ означает «универсаль­ный», т. е. единица, охватывающая все. Поэтому каждый по-настоящему верующий, думающий католик — если и не се­годняшний и действительный, то по крайней мере воображае­мый — является универсалистом, т. е. врагом наций и всякой индивидуальной свободы. Большинство не знает об этом, мно­гие будут это с возмущением отрицать, но факт остается фак­том, потому что великие общие идеи, математически необходи­мые умозаключения и последствия деятельности несоизмеримо больше, чем отдельный человек с его доброй волей и добрыми намерениями, здесь господствуют законы природы. Точно так, как из каждой схизмы с обязательной необходимостью долж­но происходить дальнейшее фракционирование в новые схиз­мы, поскольку в основе лежит свобода индивидуума, точно так же католицизм с непреодолимой силой осуществляет ин­тегрирование. Отдельная личность не может оказать ему со­противление, подобно металлической стружке, притягиваемой магнитом. Если бы не большое для средств передвижения того времени расстояние между Римом и Константинополем, вос­точной схизмы никогда бы не было. Если бы не могучая лич­ность Лютера, Северной Европе едва ли удалось бы вырваться из власти Рима. Сервантес, верующий человек, любил приво­дить поговорку: «За крестом прячется бес». Это может указы­вать на то, что дух, брошенный когда–то на путь абсолютной ре­лигии, слепой авторитарной веры, не знает границ и не знает остановки. Этот бес тем временем уничтожил благородную на­цию дон Кихота. Если подумать далее, что универсалистские и абсолютистские идеи, из которых вышла Церковь, были про­дуктом всеобщего упадка, последней надеждой и якорем спасе­ния для безрасового, хаотического человеческого Вавилона (см. с. 570,593,634 (оригинала. — Примеч. пер.)), то нам трудно будет избавиться от мысли, что из похожих причин и сейчас могли бы произойти похожие результаты и что в нашем совре­менном состоянии мира есть многое для нового укрепления универсальной церкви в ее притязаниях и планах. По отноше­нию к этому со стороны тех, кто вместе с Гёте стремится к «внутренней безграничности», было бы уместно особенно под­черкнуть внешние границы, т. е. свободную личность, чистую расу, независимую нацию. И в то время как Лев XIII с полным правом (с его точки зрения) указывает нашим современникам на Грегора VII и Фому Аквинского, эти люди с тем же правом могут указывать на Карла Простодушного и Вильгельма Завое­вателя, Вальтера фон дер Фогельвейде и Петра Вальда, на того подмастерья кузнеца, который не захотел подчиняться «чужо­му» папе, а также на крупное молчаливое движение гильдий ре­месленников, союзов городов, светских университетов, кото­рые на границе эпохи, о которой я говорю здесь, становятся заметны по всей Европе как первый знак новой, национальной, антиуниверсальной формы общества, новой, полностью анти­римской культуры.