– Хватит, Валленштайн, у меня и без вас голова раскалывается. Идите уже, идите. – Он раздраженно махнул рукой и, повертев в пальцах карандаш, склонился над донесением.
В особняке действительно ждала группа из пяти вооруженных до зубов парней в эсэсовской форме. Прежде чем отправиться с ними за Марикой, я заглянул в кабинет Валленштайна, чтобы забрать шприц-тюбики с вакциной из узкой щели в полу за книжным шкафом. На полу тела оберфюрера уже не было, только лужа запекшейся крови говорила о вчерашней трагедии. Не глядя в ту сторону, я подошел к шкафу, лег на пол, выковырял из тайника ампулы и положил в карман брюк. Хотел уже вернуться к штурмовикам СС, как те сами вошли в кабинет.
– Минуту внимания, герр барон. – Унтерштурмфюрер приблизился ко мне. – Для начала неплохо бы познакомиться. Ваше имя нам известно, зато мы для вас темные лошадки. Начну с себя. – Командир отделения протянул руку и слегка склонил голову: – Дитрих.
– Очень приятно. – Я пожал по-деревенски крепкую ладонь, вспоминая, где мог его видеть. Грубое, будто высеченное из камня, лицо Дитриха показалось мне знакомым.
– Справа от меня Вольфганг, рядом с ним Юрген, у камина Томас, а там у двери Ганс.
Эсэсовцы по очереди кивали, прищелкивая каблуками, а я внимательно вглядывался в их лица. Вольфганг – высокий парень с зелеными глазами, квадратным подбородком и пунцовыми ушками. Юрген на голову ниже его, лицо узкое, кончик носа заострен и сплющен с боков, на лбу и у темных глаз глубокие морщины, хотя на вид ему больше тридцати не дашь. Томас – рыжеволосый, коренастый немец, серые, немного впалые глаза, пористые щеки, носогубные складки четко выражены, лицо скуластое, в оспинах, зубы крупные. Ганс – самый молодой из них, лет двадцать ему, наверное, глаза каштановые, улыбчивые, волосы темно-русые, ямочки на щеках и подбородке, припухлые губы выступают вперед, напоминая утиный клюв, нос внешне похож на грушу.
– Ну вот, со знакомством покончено, давайте обсудим детали предстоящей операции.
Я указал на диван:
– Может, присядете, господа?
– Спасибо, мы постоим, – ответил за всех Дитрих и скривил губы в улыбке. Желто-коричневые глаза остались при этом такими же холодными, а взгляд как будто прощупывал до костей. От его оскала мне стало не по себе. В моем представлении так улыбаются только законченные маньяки и психопаты.
– Ну, хорошо, как хотите, а я присяду.
Я прошел к столу и растворился в объятиях слоноподобного кресла, откуда прекрасно видел всех эсэсовцев, даже прислонившегося к косяку Ганса.
– Прошу вас, Дитрих, начинайте.
Унтерштурмфюрер тоже подошел к столу. Отодвинул в сторону письменный прибор из серого нефрита, вынул из кармана сложенный вчетверо лист бумаги, с хрустом развернул его, разгладил ладонью на полированной столешнице и дохнул на меня табачным перегаром:
– Нам предстоит непростая операция. По нашим данным, объект доставлен в казематы главного управления гестапо. Здесь схема подземного этажа с одиночными камерами.
Я вытянулся в кресле. На желтоватом листе бумаги с перекрещенными линиями заломов две черные карандашные прямые изображали коридор. С одной из сторон к каждому отрезку примыкали небрежно нарисованные прямоугольники с цифрами внутри. Дитрих обвел желтым от никотина ногтем прямоугольник с номером тринадцать:
– Наш объект находится тут. Часовые здесь, здесь и здесь, – на бумаге снова остались следы от ногтя. – Они стоят возле пустых камер. Нам придется разделиться на пары. Я, Ганс и Вольфганг будем играть роль конвоиров. Юрген, Томас и вы, штандартенфюрер, изобразите из себя пленных.
Томас мгновенно подтянулся и крикнул:
– Есть!
Юрген скрестил руки на груди, сказал спокойно:
– Слушаюсь, герр унтерштурмфюрер.
Я заметил на тыльной стороне его левой ладони свежие ожоговые рубцы, а под ними татуировку в виде надписи Gott mit uns[5]
вокруг свастики.Дитрих посмотрел на меня.
– Штандартенфюрер, у вас найдется гражданская одежда для моих парней?
– Они примерно одного со мной роста и телосложения, – пробормотал я, поглаживая подбородок. – Думаю, да, найдется.
– Вам тоже неплохо бы переодеться, хотя можете оставить форму, только придется снять на время Железный крест и портупею.
Я сказал, что это не проблема, и начал неторопливо скручивать круглую гайку с нарезного стержня награды.
– Как только поравняемся с охранниками, вырубаем их без лишнего шума. Вольфганг, дверь в камеру берешь на себя.
Немец поджал бледные губы и отрывисто кивнул.
– Обратно пробиваться будем с боем, – продолжил инструктаж Дитрих. – Каждый берет по три полных магазина. Хорошо бы запастись гранатами, но это вызовет лишние подозрения на входе, поэтому обойдемся без них.
Я поинтересовался, почему обратная дорога будет сложнее пути вперед. На что получил ответ: мол, придет время, я сам все узнаю, а сейчас мне бы лучше помолчать и сосредоточиться на обсуждении плана. Разумеется, Дитрих сказал это в мягкой форме, чтобы не ранить самолюбие офицера, но в то же время он четко дал понять, что, несмотря на разницу в званиях, я здесь просто мальчик на побегушках.