Основной компонент

Я промычал что-то невнятное, стараясь не так заметно пританцовывать на месте. Пальцы ног онемели еще в машине, и я пытался восстановить нормальное кровообращение. Да и стоять в одном мундире на морозном ветру – то еще удовольствие.

Дитрих окинул меня скептическим взглядом.

– Может, все-таки найдем пилота? Я скажу ребятам, они это мигом устроят.

– Не надо, – ответил я, с трудом разлепив синие от холода губы. – Я справлюсь. Лучше займитесь делом. Времени остается все меньше, а нам до места еще лететь и лететь.

– Хорошо, – кивнул немец после секундной заминки. – Вы с фройляйн идите к самолету, будьте готовы завести двигатели, как только увидите фейерверк.

Он вернулся к диверсионной группе, а я с Марикой поковылял к «юнкерсу» и первым делом проверил прикрепленные к моторам брезентовые рукава. Они были теплыми на ощупь, а значит, нам не надо было заботиться о прогреве двигателей. Кто-то это сделал за нас и выключил тепловую пушку совсем недавно.

Отсоединив рукава от моторов, мы намотали их поверх стального кожуха с прорезями воздухозаборников, ухватились за дышло и попробовали сдвинуть тяжелую установку с места. Размером со строительный пневмокомпрессор, она весила с полтонны, если не больше, и никак не хотела двигаться.

Потребовалось несколько минут и с десяток неудачных попыток, прежде чем до меня дошло, что под колесами могут быть тормозные башмаки. Я глянул вниз, мысленно наградил себя нелестными эпитетами, самыми безобидными из которых были «осел» и «тупица», и выдернул упоры из-под колес. На этот раз все получилось. По моему сигналу Марика навалилась на ручку, и мы сдвинули теплопушку в сторону, полностью освободив взлетную полосу.

Физические упражнения пошли на пользу: я разогрелся и теперь не так страдал от холода. К тому же ветер утих и больше не пробирал до костей. Сейчас в «юнкерс» заберемся, вообще будет хорошо.

За левым крылом самолета в гофрированной обшивке виднелись две длинные вертикальные щели. Я нащупал ручку замка, распахнул дверь, вытащил из салона узкую лесенку и приставил к борту.

– Прошу вас, фройляйн. – Я вытянул вперед руку и склонился в шутливом поклоне.

Опираясь на подставленную ладонь, Марика с грацией королевы взошла по трапу на борт самолета. Я проследовал за ней. Сквозь прямоугольники иллюминаторов в салон транспортника просачивались бледные лучи ночного светила. В серых сумерках грузового отсека темнели объемные ящики и лежащие на боку пузатые бочки дополнительных топливных баков с торчащими из них черными петлями патрубков. Еще одна здоровенная бочка стояла перед дверцей в хвостовой отсек. В передней части самолета вдоль бортов тускло поблескивали алюминиевые дуги откидных скамеек.

Узкая дверь в кабину пилотов была открыта. По бокам дверного проема выступали трубчатые каркасы кресел. В просвете виднелись квадратные стекла кокпита, под ними мерцала кругляшками циферблатов приборная доска. Она опиралась на железную коробку с торчащими из прорезей передней панели рычагами, тумблерами и краниками.

Я посторонился, пропуская Марику вперед, указал на место бортмеханика:

– Садись.

Марика села в жесткое кресло с меховой накидкой, поставила ноги на педали, в узком пространстве между бортом кабины и железным коробом их больше некуда было деть, и сложила руки на коленях, не решаясь взяться за штурвал.

– Саня, мне страшно, – сказала она дрогнувшим голосом. – Здесь так много ручек, переключателей и приборчиков. Боюсь, у меня не получится.

– Не бойся, тут ничего сложного нет. К тому же самолетом буду управлять я, а ты мне просто поможешь, когда я скажу. Поняла?

Марика схватила мою руку, прижала к холодной щеке.

– Поняла, но мне все равно страшно. Вдруг у нас ничего не выйдет?

– Все у нас получится, – сказал я как можно мягче. – Смотри внимательно и запоминай.

Я наскоро объяснил Марике назначение приборов, показывая, что, как и в какой последовательности делать. Сам не знаю почему, но я упомянул о ветре, вернее, о том, как действовать, если его порывы будут смещать самолет при взлете в ту или иную сторону. До конца лекции оставалось совсем чуть-чуть, когда грохнули первые взрывы и на месте нескольких истребителей взметнулись огненные грибы. Чуть позже недалеко он нашего «юнкерса» рванули четыре бомбардировщика.

От яркого зарева на взлетном поле стало светло как днем. К тому же освещения добавили вспыхнувшие прожекторы: одни зашарили ослепительными лучами по аэродрому, другие пронзили небо белыми спицами. Оглушительно завыли сирены, послышался хриплый лай собак, крики людей и сухой треск автоматных выстрелов. Сверху посыпался редкий снежок, как будто рыжими пунктирами растаявших в небе трассеров повредило плывущие облака.

Я тяжело плюхнулся в кресло пилота, чуть не стукнувшись коленкой о стойку штурвала, с удивительной для закоченевших пальцев скоростью защелкал тумблерами, подавая питание в бортовую сеть, и с воплем «От винта!» завел двигатели.