Основной компонент

Стремительная чехарда последних событий заставила забыть о чувстве голода, но, стоило увидеть банку тушенки, как в животе заурчало, а рот наполнился вязкой слюной.

– Отдай ей, – попросил я, перехватив голодный взгляд девушки. Марика признательно улыбнулась, и от этой улыбки так тепло и легко стало на душе, что я даже есть расхотел.

– Да там этих банок на всех хватит, – махнул рукой Дитрих в сторону салона.

– Вот пусть Марика и поест первой, а я пока самолет поведу.

Дитрих пожал плечами, подцепил ногтем консервный ключ и, проделав его кончиком отверстие в крышке, потянул металлическое кольцо на себя.

– Ух ты, горячая! – удивленно воскликнула Марика. Она сняла рукавицы, когда немец распечатывал банку, и теперь держала ее обеими руками с выражением неподдельного восторга и удивления на чумазом личике.

– Фюрер заботится о своих солдатах, – пафосно заявил Дитрих, протягивая девушке складную алюминиевую ложку-вилку.

Марика взяла столовый прибор в руки и принялась с аппетитом уплетать за обе щеки тушенку с кашей из саморазогревающейся банки.

Через двадцать минут она снова надела краги и взяла на себя управление «юнкерсом», а мы с Дитрихом приступили к поздней трапезе. Как выяснилось, больше ни складных, ни простых вилок и ложек в самолете не было, так что нам пришлось есть одним столовым прибором по очереди. Я загребал кашу с мясом ложкой, как и Марика, а Дитрих ел вилкой. Потом он притащил откуда-то из грузового отсека термос с горячим чаем, и нам стало совсем хорошо.

«А Шелленберг всерьез взялся за дело, – подумал я, потягивая из алюминиевой кружки крепкий, ароматный напиток. – Даже транспортник подготовил не только с дополнительными топливными баками, но и с небольшим запасом провизии, горячего питья и теплой одежды».

После пережитых стрессов и сытой еды Марику потянуло в сон.

– Если хочешь, можешь поспать, я и один управлюсь, – предложил я, заметив, как она клюет носом.

Марика благодарно кивнула, положила руки на колени и почти сразу уснула.

– Дитрих, ты тоже отдыхай.

Немец попытался возразить, но я твердо сказал:

– Это приказ!

Дитрих пожал плечами и ушел в багажный отсек. Он там долго гремел железяками, но потом все же затих. Через несколько минут в кабине послышался едва различимый за гулом моторов храп.

Ночь постепенно отступала. Небо за бортом окрасилось в серый цвет, и видимость заметно улучшилась. Еще через час я в деталях разглядел внизу заснеженные поля и леса, чередующиеся с аккуратными городками и деревеньками. Вид сверху сильно напоминал компьютерную стратегию: крыши домов, фигурки людей, машины, танки, мотоциклы. Все суетятся, куда-то бегут, машинки катаются, как заводные, словно невидимый игрок ткнул в экран зеленой стрелкой-курсором, щелкнул кнопкой мыши – и юниты отправились по его приказу собирать ресурсы или крошить всех на своем пути.

Долго любоваться проплывающими внизу пейзажами не удалось: самолет попал в зону облачности, и все вокруг стало молочно-белым. Поначалу я испугался, ведь пилот из меня никакой. Пока видел землю, хоть как-то ориентировался по ней, а теперь что делать? Смотреть на облака и гадать, куда на этот раз забросит судьба?

Я стиснул зубы и, до боли в суставах, сжал пальцы на штурвале, лишь бы не давать волю панике. Нервно втягивая воздух сквозь зубы, я, не моргая, всматривался в мутную пелену, словно хотел пронзить ее взглядом. Минут через пятнадцать облака сгустились еще больше, но я, вместо того чтобы сильнее запаниковать, внезапно испытал прилив спокойствия. Просто я осознал, что могу держать курс. Как будто в голове вдруг заработал компас Джека Воробья и указывал мне верное направление. Теперь я не боялся заблудиться в бескрайнем небе и был на все сто уверен, что в любом случае попаду в Сталинград.

Почувствовав себя Чкаловым, я полностью убрал закрылки, добавил газу и поднял «юнкерс» на высоту в полторы тысячи метров от земли.

Ровный гул моторов навевал дрему. Я боролся со сном изо всех сил: бил себя по щекам, щипал нос и уши. Борьба шла с переменным успехом. Кажется, один раз я все-таки отключился на несколько секунд, а может, и больше. Очнулся как от резкого тычка в бок, глянул осоловелыми глазами на приборную доску и мгновенно стряхнул с себя остатки сна. Стрелки альтиметра крутились, отсчитывая быстро тающие метры. Я резко дернул штурвал на себя, добавил тяги. Движки дружно загудели, увлекая самолет в родную стихию. «Юнкерс» занял прежний эшелон, а я дал себе слово больше не спать, пока не сядем на землю.

На помощь пришла знакомая с первого курса система. Помнится, в начале студенчества я сильно загулял, радуясь новообретенной свободе, и к концу второго семестра пришел с долгами по пустяковым, в общем-то, дисциплинам: истории, психологии и философии.

Декан факультета, он же мой двоюродный дядька по совместительству, вызвал меня к себе. В тот день я не больно-то и спешил к нему. Поболтал сначала с одногрупниками, отвесил комплименты паре симпатичных девчонок с исторического факультета, они жили в общаге в соседней комнате с моим друганом Мишкой Теплаковым, пошатался по коридорам универа.