В меру прогретые, они запустились с пол-оборота. Кабина тут же наполнилась шумом и гудением. Держа одну ладонь на штурвале, я положил вторую на рычаг управления закрылками, передвинул его на отметку «25» и стал ждать, когда приборы покажут нормальные для взлета температуру и давление техжидкостей.
«Юнкерс» рычал как зверь. Мелкая дрожь пробегала по корпусу от двигателей до хвоста, заставляя вибрировать и наши тела. За грохотом моторов я больше не слышал выстрелов, зато прекрасно видел протянувшиеся в разных направлениях длинные цепочки трассирующих пуль. Судя по ним, на аэродроме шла настоящая война.
Масло нагрелось до нужной температуры, движки работали как часы, а Дитрих все не появлялся. Так-то в России он мне не нужен, свою задачу он выполнил, а вот я рискую остаться здесь навсегда, если и дальше буду его ждать. Я наклонился к Марике, крикнул, что скоро вернусь, и выбрался из кабины в салон.
Стоило затащить лестницу в фюзеляж и пристегнуть ее зажимами к стенке, как где-то на территории авиапарка грохнули взрывы. Еще несколько самолетов превратились в пылающие обломки, добавив ярких красок ночной иллюминации. Я только хотел захлопнуть дверь и вернуться в кресло пилота, как вдруг вспомнил о страховочном фале. Толстый стальной трос удерживал самолет, одним концом цепляясь к хвостовому колесу, а другим к стопорному кольцу в бетоне. Я случайно заметил его, когда открыл дверь, перед тем как вытащить трап из салона.
Спрыгнув на землю, я бросился к хвосту. Многократно усиленный двигателями ветер трепал одежду и норовил свалить меня с ног, пока я возился с тросом. Пальцы примерзали к железу, я содрал на них кожу в кровь, прежде чем отстегнул карабин от стойки колесной опоры.
Дитрих неожиданно вынырнул из темноты. Я ничего не слышал из-за оглушительного рева моторов и точно словил бы пулю, если б не он. Дитрих заметил бегущих к Ю-52 охранников раньше, чем те увидели меня, и высадил по ним весь магазин.
– Быстрее, штандартенфюрер! – рявкнул немец, перезаряжая автомат. – Чего вы там возитесь?
– Фал! – заорал я, потрясая зажатым в руке тросом.
Вместо ответа, Дитрих выпустил пару длинных очередей в сторону пылающих «мессершмитов». Там, на фоне рыжего пламени, бежали черные фигурки солдат. Пятеро охранников упали, выронив автоматы из рук, остальные повалились на заснеженный бетон, прячась за шасси уцелевших самолетов.
– Это вам за Ганса, это за Юргена, а это за Томаса! – крикнул Дитрих, кидая в их сторону осколочные гранаты, и рухнул на землю. Я отбросил трос и тоже бухнулся рядом с ним.
Три взрыва прогрохотали один за другим с незначительной разницей во времени. Осколки зацокали по стоящим неподалеку от «юнкерса» бомбардировщикам, чудом не долетая до нас. Часть рваных кусочков металла угодили в топливные баки «хейнкелей». Авиационный бензин тонкими струйками хлынул на бетон, и вскоре рядом с самолетами образовались крупные лужицы. Темные дорожки топлива потекли к полыхающим мессерам. Огонь мгновенно воспользовался путеводными нитями, и бомбардировщики с грохотом взлетели на воздух. Дохнуло жаром доменной печи, лицо опалило горячим ветром.
Дитрих схватил меня за шиворот, рывком поставил на ноги и толкнул к самолету. Это меня и спасло: на то место, где я только что находился, рухнул дымящийся кусок фюзеляжа. Друг за другом мы запрыгнули в «юнкерс», и я, лежа на холодном, вибрирующем полу, заорал что есть сил:
– Давай!
Марика передвинула на несколько делений вперед рычаги управления двигателями и сняла тормоз. Самолет вздрогнул и бодро засеменил по взлетке. Боковой ветер подталкивал его вправо, поэтому она подтормаживала левое колесо, выравнивая машину по центру полосы.
– Смотри, у меня получается! – крикнула Марика, когда я сел в кресло пилота.
– Ты умничка! – проорал я в ответ и глянул на приборы.
«Юнкерс» разогнался до сотни в час. Судя по трепыхающемуся в лучах прожектора красно-белому тканевому конусу указателя на краю поля, ветер подул навстречу самолету. Все складывалось как нельзя лучше. Теперь лишь бы шальными пулями не повредило движки и не продырявило топливные баки, а с остальным как-нибудь разберемся.
Резким толчком ладони я перевел рычаги управления двигателями вперед до упора. Моторы зарычали, как стая голодных львов. Лопасти винтов замелькали быстрее и вскоре слились в полупрозрачные круги. Через несколько секунд скорость достигла положенных ста пятнадцати километров в час, и я плавно потянул штурвал на себя.
Сзади загрохотал кормовой пулемет. Пока я пробирался в кабину и брал управление «юнкерсом» на себя, Дитрих протиснулся из салона сквозь узкую дверцу в хвостовой отсек, по лесенке забрался в верхнюю открытую турель и теперь щедро поливал свинцом бегущих к взлетной полосе пехотинцев из батальона охраны. Пули щелкали по бетону, со звоном кромсали самолеты, глухо чавкали, пронзая тела солдат. Те, кому не повезло, остались лежать на холодном бетоне, остальные бросились врассыпную, беспорядочно стреляя в ответ. Трассеры со всех сторон обгоняли натужно гудящий транспортник, бесследно исчезая в темноте.