Грузин удивленно хлопал глазами, а Марика, не понимая ни бельмеса, как сова, вертела головой, переводя взгляд с меня на солдат. Я продолжил прежнюю тактику, заметив, что пробный шар угодил в лузу:
– Старшина Синцов с бойцами. Все, как в шифровке. Ну что ж, старшина, веди нас в штаб. У меня для твоего начальства есть важная и совершенно секретная информация.
Петр Евграфович оказался парень не промах, такого просто так на понт не возьмешь, сам кого хочешь облапошит. Я только дернулся, а он положил диск ППШ на ладонь и навел ствол на меня.
– Старшина Синцов! – сказал я сквозь зубы. Не от злости, нет, просто скулы свело от холода. – Я полковник советской разведки Исаев. Вот здесь, – я показал скрюченным пальцем на голову, – находятся важнейшие сведения о планах командующего шестой армией Паулюса. Без них генералу Чуйкову вряд ли удастся удержать Сталинград. Вы можете обыскать меня, но ничего не найдете. Можете пристрелить на месте, как вражеского шпиона, но тогда вы поможете немцам одержать победу на стратегическом рубеже. Решайте, старшина, выбор за вами.
Петр Евграфович все это время держал меня на мушке, но автоматный ствол слегка дрогнул, когда я упомянул командующего обороной Сталинграда.
– Шихов, обыщи пленников, – приказал Синцов. Правда, последнее слово он произнес с каким-то сомнением, что ли. Словно уже не был твердо уверен в том, кто перед ним стоит.
Парень шагнул в нашу сторону, а я продолжил гнуть свою линию:
– Старшина, ты зря теряешь время и рискуешь провалить важнейшую операцию. Если это случится, я лично прослежу, чтобы тобой заинтересовались товарищи из определенных органов. Аббревиатура НКВД тебе о чем-нибудь говорит?
– Допустим, вы говорите правду. – Синцов опустил автомат, но держал его так, чтобы в любую секунду пустить в ход. Глядя на него, солдаты тоже убрали оружие. – И вы на самом деле полковник. Но тогда почему мне никто не сказал о встрече? Почему майор не озвучил это в приказе? Я мог бы пристрелить вас, и тогда ценная информация, которая, как вы говорите, у вас в голове, умерла бы вместе с вами.
– Послушай, старшина, давай я отвечу на все твои вопросы в каком-нибудь доме, а? Видишь, девушка замерзла, да и мне согреться бы не мешало.
Марика в самом деле выглядела не лучшим образом: нос красный, щеки бледные. Я опасался, как бы она не получила обморожение. О себе лучше промолчу: печка в животе потухла так же неожиданно, как и разожглась; последние крупицы тепла покидали коченеющее тело, и я держался из последних сил.
– Всего несколько минут, старшина. Ну что тебе стоит?
Синцов на секунду задумался.
– Ладно, давайте зайдем в дом.
Я выдохнул с чувством огромного облегчения. Отдых и обжигающий губы кипяток – вот и все, что нам сейчас было нужно.
– Но перед этим я вынужден вас обыскать. Обоих, – с нажимом сказал старшина.
– А черт с тобой, обыскивай, – кивнул я и улыбнулся, хотя вряд ли так можно назвать жалкую попытку растянуть застывшие губы. – Все равно ничего не найдешь.
По знаку Синцова красноармеец Шихов обыскал сначала меня. Потом, покраснев до ушей, приблизился к Марике. Та хоть и порядком замерзла, мгновенно встрепенулась, когда безусый юнец протянул руки к ее куртке.
– Dotknij mnie, dupku, a dostaniesz po mordzie![10]
– грозно предупредила она солдата на родном языке.Разведчик покраснел еще сильнее, опустил руки и оглянулся, словно ища поддержки у товарища – грузин во все глаза таращился на Марику, разве что языком не цокал от восхищения – и командира.
– Смелее, – подбодрил я его, а сам на немецком попросил спутницу умерить девичью гордость и позволить бойцу выполнить приказ.
Старшина вскинул оружие, едва услышал вражескую речь, но я продублировал сообщение по-русски, и он опустил автоматный ствол к земле.
Красный как рак Шихов торопливо обыскивал девушку, едва дотрагиваясь до куртки. Ножа не нашел. Он, видно, выпал из кармана еще там, у реки. Марика терпела его прикосновения, но лишь до тех пор, пока дело не дошло до штанов. Она так сильно толкнула красноармейца, что тот хлопнулся задом в сугроб под дружный хохот старшины и второго солдата.
Шихов вскочил на ноги, сдернул автомат со спины, навел на девушку.
– Отставить! – громовым голосом рявкнул Синцов, мгновенно прекратив смеяться.
– Товарищ старшина, а чего она дерется, – обиженно протянул рязанец, вешая ППШ на плечо.
– Понравился ты ей, Ваня, – с кавказским акцентом сказал боец с орлиным носом. – Тебя девушка на свидание пригласила, а ты не понял, да. Обижаться начал, нехорошо, э!
– Помолчи, Резо. Неизвестно, как бы ты отреагировал, свалившись в сугроб, – повернулся к нему Синцов.
Грузин широко улыбнулся:
– Я бы, таварищ старшина, обрадовался. Упасть в снег от руки такой девушка – счастье! У нас в Грузии.
– Хватит, Резо, слышали мы про твою Грузию. Там и горы высокие, и реки быстрые, и невесты одна другой краше.
– Правильно гаварите, таварищ старшина! Приезжайте ко мне домой после войны, мама вам такие хачапури сделает, пальчики оближешь! М-м-м! – Он даже причмокнул от удовольствия.
– Хорошо, Резо, приеду, надо только дожить до победы.