Основы человечности для чайников

Людвиг проводил его взглядом и неторопливо закончил с сигиллой. Кое-что стер, кое-что добавил, влил еще немножко силы, окончательно путая магический след. Теперь все выглядело так, словно преступник пытался избавиться от улик, но не успел, потому что…

Если бы в строящемся доме были двери, они непременно распахнулись бы от удара ноги. Или головы, потому что Рыбников ворвался на этаж в волчьем обличье и, не размениваясь на пустые рычания, набросился на Людвига. Повалил на пол, клацнул клыками возле горла. Кажется, у него даже слюна закапала.

Людвиг не был уверен, потому что закрыл глаза (да и после таких затрат магии зрение все равно сбоило и показывало мутную темноту), но что-то влажное по коже потекло. А потом давящие на грудь лапы превратились в мужские ладони, и знакомый голос рявкнул:

– Так это ты, сука?

– Технически я – кобель, – устало поправил Людвиг. – Но вообще – да, я.

– На хрена?

– Не знаю. – Точнее, не успел еще придумать. – Возможно, мне просто надоело быть хорошим мальчиком.

И очень не хотелось, чтобы другой хороший мальчик опять оказался под мостом. Или на мосту. Или еще где повыше.

Только в этот раз вряд ли кто-то полез бы его ловить.

* * *

Раньше Людвиг побаивался Рыбникова. По крайней мере опасался и заметно напрягался при нем, как и положено в присутствии вожака стаи.

А сейчас перестал. Безразлично стало.

Бывают такие моменты в жизни, когда многое становится безразлично.

Безразлично, когда орут, безразлично, когда бьют, безразлично, когда заталкивают в машину, куда-то везут, тащат волоком в подвал, швыряют в душную комнату без окон, защелкивают тяжелый тугой ошейник для блокировки второй ипостаси, а потом опять бьют, опять орут и пристают с дурацкими вопросами: «Кто тебе велел? Кто тебе заплатил? Почему ты это сделал?»

Прежде чем давать ответы, хотелось бы узнать, что рассказал Тимур. Что он успел увидеть и понять?

Но Тимур не приходил, только Рыбников и один из его сыновей. Должно быть, старший. Или просто самый жестокий. И молчаливый. На подколки и сарказм он не реагировал, на ругань не обижался, на вопросы не отвечал. Глухонемой, что ли?

Впрочем, тоже безразлично.

Нечто похожее на страх мелькнуло лишь однажды, когда Людвига швырнули животом на пол и наступили коленом на спину, мешая двигаться. Потом зачем-то дернули за правую руку и вытянули ее вперед.

Типичная поза Супермена, который летит спасать мир, – разве что плащ за спиной не развевается и трусы не поверх штанов.

Вырываться было бесполезно, Рыбников крепко сжимал запястье Людвига своей огромной лапищей и молчал настолько красноречиво, что становилось понятно: за любое случайное движение кто-то расплатится сломанной рукой.

Хм, кто бы это мог быть?!

– Вы мне ее отрубить решили? – спросил Людвиг. – Я, конечно, не знаток исторических тонкостей, но вроде бы руки раньше рубили за воровство, а не за массовое убийство.

Вместо ответа ему немедленно дали в ухо. Сзади. Тот самый условный глухонемой, который фиксировал спину и плечо. Видимо, все-таки не глухой, услышал же как-то!

Зато сам Людвиг после удара несколько секунд не слышал вообще ничего, кроме звона в собственной голове. Не то чтобы там до этого царили тишина и покой, но сейчас стало особенно некомфортно. До тошноты.

– Молчу, молчу, – вздохнул он, очень уж хотелось оставить последнее слово за собой.

А то мало ли, вдруг это слово окажется совсем последним. В жизни.

Но нет, пронесло: дверь камеры (по-другому называть эту комнату не получалось даже мысленно) приоткрылась, и внутрь зашла милая тетенька, чем-то отдаленно похожая на фрау Вальд. Правда, у фрау Вальд не было ни одной татуировки, а у этой дамы рисунками были покрыты все руки, ноги и местами шея. А еще в руках у нее был чемоданчик, а в нем – довольно ожидаемо – тату-машинка. Маленькая, совсем не страшная.

И вот тут в душе Людвига безразличие наконец-то уступило место легкой панике.

– Может, лучше все-таки отрубить? – спросил он, нервно облизывая разбитые губы.

– Ну что ты, милый! – всплеснула руками тетенька. – Это же больно, грязно, да и лечить тебя потом придется, одевать, кормить с ложечки. Кому нужны такие проблемы? Сейчас канальчики заблокируем быстренько – и все, свободен.

– Не свободен, – рыкнул Рыбников.

– Хорошо, не свободен, – исправилась татуировщица. – Но зато жив и здоров. Относительно.

Ну да, назвать его абсолютно здоровым не смог бы даже самый упертый оптимист: глаз заплыл, пара зубов шатается, нос набекрень, все тело в синяках. Еще было несколько глубоких ран на боку – Людвиг и сам не смог бы ответить, откуда они взялись. Просто в какой-то момент он очнулся на полу, а вокруг уже лужа крови натекла. Может, глухонемой во время очередной «беседы» потерял контроль и врезал Людвигу не кулаком, а когтями, а может, Рыбников. Хотя нет, тот обычно бил аккуратно, старался не оставлять лишних следов.

И хоть бы кто-нибудь объяснил, за что именно его бьют!

То есть…