Основы человечности для чайников

– Тут пять минут медленным шагом.

– Стой, кому сказано! Ксюша!

Ксюха нехотя замерла на полпути к дверям, дожидаясь, пока Тимур закончит тыкать в приложение. Потому что он был прав: обида обидой, а нарваться в темноте на каких-нибудь гопников (для разнообразия – настоящих) совсем не хотелось.

Таксисты, как назло, брать заказ не спешили, и на экране телефона уныло мигала надпись «идет поиск». Минуту, вторую…

– Мы толстовку не постирали, – вспомнил Тимур, когда стоять молча стало совсем невмоготу.

– Скажу, что Инга угостила меня томатным соком, а я нечаянно пролила его на себя.

– Мне жаль, что так получилось. Я не должен был…

– Прекрати извиняться, я уже поняла, что тебе стыдно. Просто прими как факт, что я обиделась. Но это пройдет, потому что на самом деле ты не сделал ничего непоправимого.

– Я сделал достаточно. Без разрешения воздействовал на твой организм, сделал тебе больно, испугал тебя…

– Ты сам в тот момент больше меня испугался, – не сдержалась Ксюха.

– Я был в панике, – спокойно подтвердил Тимур. Слишком спокойно. С тем оттенком холодной отстраненности, который особенно хорошо удается, когда внутри все клокочет от ярости. – Я поговорю с Дианой. Она тебя больше не тронет.

– А этот… мужик. Кто он? Ее жених?

– Нет, ее младший брат. Он тоже не тронет без ее приказа. Но они продолжат искать Людвига. Так что, если желаешь ему добра, держись от него подальше. В любом случае держись подальше.

– Да что он такое натворил?!

– Ты же говорила, что он ничего от тебя не скрывал?

– Не скрывал. Он признал, что сделал что-то плохое, но не хотел об этом говорить. Я не настаивала. Видно же, что ему неприятно вспоминать.

– Неприятно ему! А устраивать все это приятно было?! – с неожиданной злостью прошипел Тимур. И осекся. Перевел взгляд на звякнувший телефон. – Такси приехало. Пошли. Провожу тебя.

По лестнице спускались молча. Так же молча шли до машины, почему-то припарковавшейся возле соседнего подъезда.

И только когда Тимур (тоже молча) распахнул перед Ксюхой дверь, она замешкалась и осторожно потянула его за рукав.

– Тимур Игоревич… Спасибо. И извините.

– Тебе-то за что извиняться?

«За то, что не собираюсь следовать вашим советам и бросать Людвига в беде».

Ксюха пожала плечами и нырнула в салон.

* * *

Ночью ей снились темнота и тишина, пустота и безвременье. Черное беззвездное небо, мгла, наползающая со всех сторон, отсутствие опоры и стремительное падение.

И вода, куда же без нее.

Вода сочилась из ниоткуда, медленно, но неотвратимо. Окатывала холодом ноги, обнимала их, гладила, поднималась выше – невидимая и неслышная. А потом под водой обнаружилось дно – вязкое, чавкающее. Оно затягивало все глубже: сперва по пояс, затем по грудь. И дальше, до самого подбородка. И еще немножко.

Ксюха дернулась изо всех сил – и это было последнее, что она успела сделать до того, как илистый мрак окончательно запечатал рот, мешая вдохнуть.

Выдохнуть.

Закричать, разрывая покров беззвучия и безмолвия.

* * *

По ушам хлестнул вой – пронзительный, испуганный и совершенно нечеловеческий. Ксюха вздрогнула всем телом и вцепилась в первое, что попалось под руку, – теплое и меховое. Вой усилился, потом резко оборвался. Меховое тоже исчезло, растворилось в воздухе, как последние отголоски сна.

– Доброе утро, – произнес недовольный голос над ухом. – Или не утро.

– Не утро. Будильник еще не звенел. Кажется.

Ксюха осторожно открыла глаза. Будильника поблизости не было. Окон, сквозь которые можно определить (или не определить) время суток, тоже не было.

Зато был взъерошенный после сна Людвиг, камин и ворох шкур. И зыбкая надежда, что именно шкуры и были тем самым теплым и меховым, но…

– За хвост-то зачем дергать? Я же и куснуть мог спросонья… – проворчал оборотень.

Даже в человеческом обличье он умудрялся выглядеть как грустная собака, которой этот хвост отдавили.

– Я нечаянно. Извини. И извини, что разбудила. Я сейчас уйду. – Ксюха поежилась. В Доме было тепло, но после кошмара слегка знобило. Или не слегка. Да и сидеть посреди комнаты в тонкой ночнушке было неловко.

Людвиг заметил, конечно. Не глядя цапнул одну из шкур, накинул Ксюхе на плечи и осторожно поинтересовался:

– Мне стоит знать, почему ты среди ночи падаешь на меня и выглядишь при этом так, словно за тобой гнались все монстры Лавкрафта?

– Мне стоит знать, почему ты спишь на полу и в волчьем облике? – отзеркалила Ксюха, кутаясь в мех и пытаясь сделать вид, что руки вовсе не дрожат.

И голос не дрожит. И вообще, все нормально. Подумаешь, переместилась прямо во сне, ерунда какая, с каждым случиться может.

– Залезать грязными лапами на кровать неприлично. Да и нравится мне здесь, у огня, – не стал скрывать Людвиг. – А в волчьем… просто не так больно.

«Плохо, если не больно», – произнес в голове Ксюхи голос Тимура, и сердце неприятно екнуло. Она опустила взгляд на ногу Людвига, пытаясь разглядеть, не прибавилось ли алых линий, но тот, как назло, спал в штанах.

Точнее, спал-то он без штанов, но сейчас был в них, и…

– Куда девается одежда, когда ты превращаешься?

– Никуда. Потому что я не превращаюсь.

– То есть?