Основы литературоведения. Анализ романного текста: учебное пособие

Этот роман внешне не похож на «Евгения Онегина». Действие в нем рассредоточено на пять повестей, включает много действующих лиц из разных слоев русского общества. Не случайно, наверное, русский ученый Б.М. Эйхенбаум считал, что главной сложностью при создании этого романа была необходимость разработки принципов циклизации и соединения отдельных глав. «Благодаря такой конструкции и искусству, с которым она создана, жанр вещи освежается, а сюжет обогащается новыми смысловыми оттенками»[44]. В этом суждении явно просматриваются методологические (формалистические) пристрастия исследователей 20-х годов прошлого века, но правда заключается в том, что, имея дело с таким материалом, к которому обратился Лермонтов, «нельзя было сесть и сразу написать новый русский роман в четырех частях с эпилогом – надо было его собрать в виде повестей и очерков, так или иначе между собой сцепленных».[45]

В «Герое нашего времени» пять его глав-повестей, населенных разными персонажами и обладающих как бы самостоятельной сюжетной организацией, образуют, по существу, конструкцию романного типа, целостность которой задана романной ситуаций, т. е. интересом к личности, ее внутреннему миру и типу поведения. Для изображения такой личности избираются иные связи и отношения, чем в романе Пушкина. Писатель увозит своего героя далеко от столицы, даже от русской провинции, и на некоторое время поселяет на Кавказе, где он фактически лишен своей среды. В «водяном обществе» слишком мало лиц, представляющих светское общество, в котором Печорин провел большую часть своей жизни. Однако о его отношении к такому обществу можно судить по реплике Грушницкому, предлагающему познакомиться с семьей Лиговских, представителями, как он говорит, «лучшего здешнего общества»; на что Печорин отвечает: «Мне и нездешнее давно надоело». Отсутствие среды дополняется и реальным отсутствием микросреды, которая ограничена личностью Веры, мало раскрытой автором, и доктором Вернером, о котором мы тоже знаем немного.

Вместе с тем именно на Кавказе герой получает возможность соприкоснуться с иными мирами и увидеть себя глазами людей не своего круга. Так появляются Бэла, Вернер, Максим Максимыч и другие. Благодаря этому возникает иной вариант ситуации, прежде всего по составу участников. Естественно, что объединить столь разных героев в одном сюжете невозможно. Поэтому приходится строить роман из отдельных глав-повестей, мотивируя их соединение участием Печорина.

Общение с разными персонажами позволяет выявить новые грани в характере русского дворянина-интеллигента. Добрые, человеческие отношения с Максимом Максимычем демонстрируют нам широту и демократические симпатии Печорина, представлявшегося Грушницкому надменным аристократом. Метафизические, по определению героя, разговоры в том кружке, где Печорин познакомился с Вернером, приоткрывают нам его идеологические настроения. Философские размышления, спровоцированные встречей с Вуличем и прогулкой по ночной станице, когда он чувствует себя наедине с мирозданием, намекают на его атеистические воззрения: «Я возвращался домой пустыми переулками станицы; звезды спокойно сияли на темно-голубом своде, и мне стало смешно, когда я вспомнил, что были некогда люди премудрые, думавшие, что светила небесные принимают участие в наших ничтожных спорах… А мы, их жалкие потомки, скитающиеся по земле без убеждений и гордости… равнодушно переходим от сомнения к сомнению, не имея ни надежды, ни даже того неопределенного, хотя и истинного наслаждения, которое встречает душа во всякой борьбе с людьми или с судьбою…»

Размышляя о ситуации романа, можно заметить, что Печорин практически лишен предыстории, его образ предстает уже готовым, не объясненным предшествующими обстоятельствами. Однако характер таких обстоятельств все-таки волнует автора, и размышления о них он поручает самому герою, который рассуждает об истоках своего мироощущения в дневнике, в исповеди Мери и в разговорах с Максимом Максимычем. Особенно существенно признание Печорина в том, что честолюбие у него подавлено обстоятельствами, а, видно, было назначение ему высокое. Нерастраченные силы – это, скорее всего, силы, не востребованные гражданской и общественной сферой своей страны и эпохи. Кроме того, у Печорина нет реальных оппонентов или соучастников в умственно-нравственном диалоге. Поэтому здесь нет попытки рассмотреть его сознание через сопоставление с родственным или в чем-то близким ему типом сознания. Этим подчеркивается, во-первых, неординарность и значительность мышления Печорина, во-вторых, антитетичность его по отношению к среде в целом, в-третьих, еще большая, чем у Онегина, отчужденность от духовно близких ему людей.