Особняк

Они зарегистрировались и поднялись в свой номер. В гостинице была всего дюжина комнат, и Билли испытал облегчение оттого, что музыка и шум разговоров с нижнего этажа тонули в толстых коврах. Пройти мимо бара – это одно, а спать на его крыше – совсем другое. Их номер был почти в самом конце коридора, и, открыв дверь, Эмили тихонько охнула. На столике у входа красовались букет цветов размером с торшер и чаша с фруктами. Там же лежали два аккуратно свернутых худи с логотипом Университета Кортаки, розовая бейсболка с лого для Эмили и зимняя шапка с гербом колледжа для Билли. Записка отсутствовала, но и без нее было понятно, что все это организовал Шон или, скорее, кто-то из людей Шона.

Эмили объявила, что номер очаровательный, и заперлась в ванной, чтобы освежиться перед ужином. Билли стало интересно, не хотела ли Эмили сказать «уютный» вместо «очаровательный», имея в виду маленький размер, но потом он пришел к выводу, что здание было построено в другую эпоху и архитекторам пришлось использовать всю свою магию, чтобы разместить в каждом из двенадцати номеров ванные комнаты и вдобавок втиснуть письменный стол. Но номер и правда был очаровательный. Билли услышал, как Эмили включила душ, сел на кровать и стянул с ног сапоги. Когда сапожник ставил новые подметки, он еще и отполировал их, и теперь коричневый цвет стал глубже, а царапины на коже придавали им состаренный, поношенный вид: они скорее говорили о старой закалке, чем об изношенности. Он купил эти сапоги здесь, в Кортаке, когда учился на третьем курсе, на ежегодной гаражной распродаже[54] в Университете. Они были почти новенькие, просто какой-то мальчик из золотой молодежи не хотел везти их домой после выпуска. Там можно было купить свитер за два бакса, джинсы за пять, футболки за доллар. А также китайские самовары, микроволновки и струйные принтеры без чернил. Сапоги обошлись ему в восемь долларов. Лучшая покупка за всю его жизнь.

Билли подошел к окну и отодвинул толстые шторы винного цвета. Из номера открывался неплохой вид на треть ресторанного ряда и начало пешеходной улицы. Они были на «хорошей стороне» пешеходной улицы – он все еще так ее воспринимал, и возле нее постоянно сновали автомобили, высаживающие и забирающие посетителей ресторанов. Билли удивился тому, что большинство из них были взрослыми, а не студентами. По его воспоминаниям, Кортаку населяли в основном такие же студенты, как и он сам. Культурная миопия. Он жил здесь только студентом, а в этом возрасте тридцати-сорокалетние люди и старше не представляют интереса и кажутся стариками. Человек за тридцать превращается в невидимку. А теперь Билли был одним из них, ему было тридцать шесть, и фильтр его не пропускал. Раньше он думал, что прожил в Кортаке целую вечность, теперь же словно столкнулся с бывшей подружкой, с которой встречался в старших классах: казалось, что когда-то они были близки, но тогда он был одним человеком, а сейчас стал совсем другим. И не было смысла тратить время на что-то большее, чем просто приятную ностальгию.

Билли наблюдал за тем, как группа из трех девушек направляется от пешеходной улицы к гостинице. Они казались ему молоденькими – наверное, ученицы старшей школы, но носили короткие юбки и шерстяные жакеты, которые даже издалека казались дорогими. Он наклонился ближе к окну и моргнул, пытаясь понять, не показалась ли ему девушка вся в черном и ободке с кошачьими ушками на голове. На лице тушью были нарисованы усики. У другой девушки над головой красовался золотой нимб, сделанный, похоже, из синельной проволоки, и за спиной имелась пара крыльев. Костюм третьей девушки прятался под курткой. 30 октября. Завтра Хэллоуин. Для каждого студента этот праздник имел особое значение. На первом курсе Билли в честь Хэллоуина смешал крепкий алкоголь со спрайтом и напился, на втором – наглотался экстази, набрался шотами текилы и остался у своей девушки, на третьем – нажрался пива до блевотины, но в итоге все же оказался в постели с девушкой, чье имя он не смог вспомнить – скорее всего, он никогда его и не знал, а на четвертом курсе на Хэллоуин он снюхал свою первую дорожку кокаина. На следующий год Хэллоуин стал холодной, тихой, одинокой и жуткой ночью, когда они с Шоном, оба пьяные до уссачки, забрались в свои спальные мешки – в хижине были лишь они вдвоем и зыркающий на них заброшенный особняк – и пытались уснуть и забыть, что случилось с Такатой. А затем, через год после этого, на второй год в хижине и всего через несколько дней после того, как они махнули рукой на Нелли и решили попытаться запустить Eagle Logic, он проснулся в два или три ночи, потому что Шон шумно ввалился в хижину, бухой в хлам, в компании с пьяной девушкой. Это была Эмили. Ее появление ознаменовало начало конца. Нет, не так. Все пошло кувырком задолго до того, как Шон привел домой Эмили.