– Доброго вечера, – задушевно пророкотал Янси, утерев пот с раскрасневшегося, распаренного лица и с трудом поднимаясь на ноги. – Ох, братцы, ну и жаркий нынче денек! – пожаловался он и кивнул на рядок примул. – Вот, видите? Только-только высадил. По-моему, вышло на славу!
Пока что все шло гладко. Толпа бесстрастно взирала на экран, хлебала идеологическую подпитку, не морщась. Тот же сюжет транслировался в эту минуту на всю Каллисто, в каждый дом, в каждый класс, в каждую контору, на каждый уличный экран… а не сумевшие посмотреть его сейчас наверняка не пропустят повтор.
– Да, жара сегодня, друзья, просто на удивление, – повторил Янси. – Для примул чересчур: примулам – им ведь тень подавай.
По экрану скользнули призрачные кадры: Янси бережно сажает примулы в тени под стеной гаража.
– А вот, скажем, георгины мои – дело другое, – в обычной ровной, задушевной манере добрососедской беседы через забор продолжал Янси. – Георгинам солнца нужно как можно больше.
Камера развернулась вбок, поймав в кадр георгины, цветущие буйным цветом на самом солнцепеке.
Рухнув в полосатый садовый шезлонг, Янси сдернул соломенную шляпу и вытер взмокший лоб носовым платком.
– Потому-то, – все так же сердечно объяснил он, – если меня вдруг спросят, что лучше, тень или солнышко, придется так сказать: смотря кто ты, друг, есть – примула или же георгин. Сам я, наверное, примула: с меня солнца на сегодня хватит.
На секунду умолкнув, Янси с обычным, всем известным мальчишеским простодушием улыбнулся в камеру. Зрители смотрели и слушали его, не ропща. Итак, начало положено. Не слишком многообещающее на первый взгляд… но повлечет за собой весьма, весьма далеко идущие последствия, и некоторые из них не заставят себя долго ждать.
Сердечная улыбка Янси померкла, уступив место знакомой серьезности, предвестнице глубокомысленных сентенций. Действительно, Янси, как всегда, собирался изречь очередную мудрость – только ничуть не похожую ни на одну из прежних.
– И, знаете, – неторопливо, веско, без тени веселья заговорил он, – все это заставляет задуматься.
Сделав паузу, он машинально потянулся к бокалу джина с тоником – тому самому бокалу, что до сего момента использовался только для пива. Мало того, рядом, вместо обычного свежего выпуска «Собачьих историй» лежал очередной номер журнала «Психологический вестник». Однако перемены в сопутствующем реквизите зритель воспринимал разве что подсознательно, исподволь, они сыграют роль позже: в данный момент все, затаив дух, ждали, что скажет Янси.
– Сдается мне, – изрек Янси, как будто эта мудрая мысль, свежая, с иголочки новенькая, пришла ему в голову только сию минуту, – кое-кто может полагать, что, скажем, солнце – это хорошо, а тень – плохо. Но это ж чушь откровенная! Солнечный свет хорош для роз и георгинов, а вот мои фуксии солнце прикончит, глазом не успеешь моргнуть!
Камера повернулась вбок, и на экране возникли его прославленные призовые фуксии.
– Может быть, вам тоже такие люди знакомы? Так помните, они просто не понимают старинной истины…
На секунду задумавшись, Янси по обыкновению воспользовался для изложения собственных мыслей подходящим образчиком народной мудрости.
– Что одному – пища, другому – яд, – глубокомысленно процитировал он. – О вкусах не спорят. Вот я, к примеру, на завтрак предпочитаю глазунью из пары яиц, компот сливовый да ломтик тоста, а Маргарет – миску овсянки. А Ральф ни того ни другого в рот не возьмет: ему блинчики с джемом больше по вкусу. А тот малый, живущий дальше по улице, в доме с огромной лужайкой у парадной двери, любит почки в тесте под бутылочку портера.
Тавернер едва заметно поежился. Да, верный путь им пришлось искать наугад, на ощупь, однако зрители смирно стояли перед экраном, внимали каждому слову. Проникались зачатками новой, радикальной идеи: у каждого свой набор ценностей, собственный, неповторимый образ жизни. Постепенно начинали осознавать, что каждый вправе думать, действовать, развлекаться, радоваться жизни по-своему.
Разумеется, перемены, как и говорил Сиплинг, потребуют времени. Громадную библиотеку пленок придется заменить новой, ломая множество стереотипных заветов во всех сферах жизни один за другим. Банальные рассуждения насчет примул и георгинов положили начало – ни много ни мало – новому типу мышления. Теперь девятилетнему мальчику, пожелавшему разобраться, справедлива грядущая война или несправедлива, придется думать над этим вопросом собственной головой, не ожидая от мистера Янси готовых ответов. Сюжет на эту тему, демонстрирующий, что любую войну одни называют справедливой, а другие – несправедливой, вскоре будет готов.
Вот этот сюжет Тавернер посмотрел бы с удовольствием, но, увы, его время еще не пришло. В эфир такое пустят не скоро: для начала Янси предстоит медленно, но неуклонно изменить художественные вкусы. Не за горами тот день, когда зрители обнаружат, что Янси больше не радуют пасторальные картинки из фермерского календаря.