А вот их не взяли с собой, считают малолетками, хотя самому младшему — Ивану — пошел уже шестнадцатый, а Родион еще в позапрошлом году получил паспорт, когда в ремесленном учился.
«Как в поле — так «наша надежда», — сердито думал Родион, вспоминая свой разговор с Рожковым, — а как в партизаны, так пацаны. Ладно, разыщем, небось, не прогонят».
То, что разыщут, Родион не сомневался. Места вдоль и поперек знакомые. Особенно ему. С отцом сколько верст исхожено в поисках зайца, лисы, волка, куропатки, дударей…
— Ну, айда, — скомандовал Родион, вдавливая окурок каблуком в землю. — Не примут. — свой создадим.
Двое тоже погасили папиросы, подтянулись, бодрее двинулись за старшим.
3
Где-то совсем близко треснула сухая ветка. Насторожилась. Напряглась. Ждет беду. Ясно слышатся шаги.
Прижалась к траве. Пожалела, что не может сейчас вот так, как былинка, качаться на ветру. Снова дрожь охватила тело. Снова во рту пересохло. Горло кто-то давит железным обручем.
Шаги совсем близко. Вот и голоса. Не лающие. Родные, русские.
Подняла голову. Замерла. От радости, от счастья перехватило дыханье. Угадала. Всех троих. Вскочила. Крикнула:
— Родя!
Трое — быстро оглянулись. Разглядели. Заулыбались.
— Наташа! Спряталась?
— Испугалась?
— Видела фашистов?
Торопясь, комкая и глотая слова, пополам со слезами, рассказывала, как вырвалась из хутора, как бежал за ней немец с автоматом.
От рассказа, от всхлипываний в лесу стало жутко, опасно.
— Брось реветь! — потребовал Родион. — Лучше думай, куда денешься?
— С вами, — вскинула на троих испуганные глаза Наташа.
— Не по пути нам, — сказал Иван. — Ты ж девчонка. Война — не твое дело, а наше.
Наташа торопливо проглотила слезы, крепко вцепилась в руку скуластого Родиона, горячо зашептала:
— Не бросайте меня. Пропаду. Домой не пойду. Умереть легче, чем туда возвращаться. Возьмите с собой.
Парни поскребли затылки, переглянулись.
— Взять придется, — размышлял Родион. — Раз ее приметили — обратного пути ей нет.
— Взять-то взять, — нерешительно сказал Илья. — Да что мы с ней делать будем?
Она глядела на них не по-девичьи сурово. Над прямым носом сошлись почти вплотную широкие темные брови.
— Я вам пригожусь. Обед буду варить, рубашки стирать.
— Не обеды надо варить, а немцев бить, — пробасил за всех Родион.
— Винтовку дадите, фашистов бить стану.
— Дадите, — усмехнулся тщедушный Иван. — Словно они у нас за пазухой. Самим бы хоть одну на троих. Мы б тогда показали гадам.
— Сама достану, — жестко сказала Наташа, и в глазах ее сверкнул злой огонек.
Парни оглядели девушку с ног до головы, Крепкая, кость широкая — мужская. Грудь, обтянутая кофтой, рвется на волю. Пряди русых волос выбились из-под косынки, упали на гладкий лоб. Хоть и давно знали ее, но сейчас будто впервые увидели. И такая она понравилась им больше, чем прежде. Поверили, что вместе с ними вынесет все и будет в отряде нужной.
И тогда Родион за всех ломающимся баском решил:
— Ладно, айда с нами.
А Илья как-то странно, Наташе показалось, откровенно поглядел на расстегнутый ворот кофточки и добавил:
— Только красоту свою прячь подальше…
Яркий румянец вспыхнул на щеках. Сердце стучало, губы смеялись. Смуглой рукой прикрыла вырез:
— Спасибо, ребята.
4
Вечер, ночь, утро бродит четверка по займищу. Ищет партизан, которых увел Рожков. Все заветные тропы, балки, глухомани обшарили— нет. А ведь знают, где-то близко отряд.
Набрели в полдень на избушку егеря. Давно тут никто не живет. Но на полке за трубой нашли банку с пшеном, коробку из-под чая с солью, под загнеткой — котелок. Забрали все, ушли на поляну, в терновник, разложили костер.
Крепко спят в тени трое загорелых, усталых, злых парней. Дрожат золотые лучи на серебряных листьях кустарника. Щелкает, греясь на солнце, птица. Тонкой змейкой вьется едкий дымок костра. Варится каша в котелке. Бурлит, пенится серая вода. Неторопливо мешает Наташа еду, неторопливо плывут над лесом жиденькие облака, неторопливо ворочаются мысли в голове девушки. Берет ее сомнение: правильно ли поступила, что не вернулась к матери, а пошла с парнями партизан искать? Другие-то не побежали. Взять хотя бы Ольгу Долгову — комсомолку, или Шуру Ветютневу — избача. На язык обе такие бойкие. А вот не побежали от фашистов. Одна она перепугалась. Может быть, тот немец и не убил бы ее? Теперь вот сиди и думай, что там дома с матерью. Нет, видно, и впрямь не девичье это дело партизан искать, с парнями по лесу шастать. Да были бы парни как парни, как те, что в армию ушли, или как Алексей, а то так — мелюзга. И тоже туда же, куда и большие: цигарки, выражения всякие…
Булькает жидкая кашица, идет пар из котелка. Готов обед. Разбудила ребят. Заспанные, взлохмаченные, сели в кружок, дружно заработали ложками-самоделками.
После обеда закурили. Глотают жадно дым и думают. А Наташа взяла котелок и пошла к ручью.
Родион, Илья, Иван молча думают. Об одном и том же: где партизаны, как разыскать их?
Легли. Закрыли глаза, грызут сухие веточки. Вдруг из какого-то сказочного далека донесся писк паровоза. Родион отбросил ветку, приподнялся.