— Своим поведением, миссис Гудчайлд, вы только замедляете свое выздоровление — и оттягиваете тот счастливый момент, когда сможете с нами попрощаться. Что ж, как я уже сказала, я не могу вас заставить отвечать на мои простые медицинские вопросы. Выбор за вами. Но лишь до поры до времени. Так же, как вы, конечно, сами решаете, есть вам или отказываться от пищи. Но, как вы хорошо знаете, жить без пищи невозможно. Поэтому в какой-то момент отказ от пищи вынудит нас о вас позаботиться. Вижу в карте записано, что участковый врач прописал легкое успокоительное, чтобы помочь вам засыпать. Я назначаю вам такую же дозу на сегодняшний вечер. А когда я снова приду повидать вас завтра, надеюсь, разговор у нас получится лучше, чем сегодня. До свидания.
Через пять минут после ее ухода двери снова отворились, и я познакомилась со своей соседкой по палате. Собственно, знакомства не произошло — она была в бессознательном состоянии после операции. Во всяком случае, я решила, что она в состоянии чего-то после какой-то операции, потому что ее привезли на каталке, а голова была обмотана бинтом. Хоть я и скрючилась на кровати, однако сумела рассмотреть, что это чернокожая женщина, примерно моя ровесница. Сестра Паттерсон помогла санитарам подвезти каталку к кровати. Когда они ушли, сестра прочитала записи в карте, измерила ей пульс, поправила простыни. Заметив, что я слежу за ней взглядом, она сказала:
— Ее зовут Агнес. Ее сынок, Чарли, в соседней палате вместе с вашим малышом. Может, вы с ней поговорите немного, когда она придет в себя? Вам полезно будет. С ней ведь было то же, что сейчас с вами происходит. В смысле, с ней пока и есть все то же — страшно жалко, но уж как есть. В этой вашей пляске нет ни ритма, ни правил. Тут самое главное — остановиться, пока не доплясалась до серьезных неприятностей. Вот с бедняжкой Агнес похоже, уже случилось. Но вы ее послушайте, пусть расскажет о себе. Она такая светлая голова, наша Агнес — госслужащая, притом высокого ранга. Да только болезнь не разбирает — ей дела нет, кто ты такой, верно?
Она подошла и снова села ко мне на кровать. Мне ужасно не хотелось, чтобы она это делала.
— Раз уж мы заговорили о скверных вещах, которые случаются с хорошими людьми — как вам такое выражение? — открою секрет; вы произвели не лучшее впечатление на докторшу. А она из тех врачей, с которыми предстаешь сотрудничать, если вы понимаете, о чем я. Старой выучки врач. Очень любит порядок, всегда точно знает, что для вас лучше. И именно это и делает. Что там ни говори о ее манерах, но она и правда отлично знает, как вытягивать девушек вроде вас из таких переделок. Уж поверьте мне на слово, из этой трясины можно выбраться, и этот путь впятеро короче и проще, чем кажется. Просто помогите нам помочь вам… Так что давайте. Постарайтесь проглотить хоть кусочек.
Она выдвинула столик, отрезала кусочек сэндвича и поднесла его к моему рту.
— Может, яблока? Молока? Наше лучшее бисквитное печенье? Может, хоть что-то понравится?
Только тишина.
— Ладно, а как насчет того, чтобы выбраться сейчас из кровати да пойти проведать Джека? Он бы, наверное, сейчас не отказался, чтобы его покормили.
На это я наконец отреагировала довольно бурно: схватила подушку и зарылась в нее лицом.
— Похоже, я сплоховала, — сказала сестра Паттерсон. — Но слушайте, ведь и правда, ребенку-то есть надо?
У сестры на поясе заверещал пейджер. Она посмотрела на меня.
— Вызывают. Забегу к вам позже. А если вам что-то будет нужно, просто нажмите на кнопку.
Мне ничего не было нужно — и уж меньше всего я нуждалась в визите Тони, который пришел через час. Он принес сегодняшний номер «Кроникл» и большой яркий пакет лакричного ассорти. Когда он нагнулся меня поцеловать, я посмотрела на циферблат его часов: 17:12. Не иначе, как чувство вины заставило Тони нанести столь ранний визит — на добрых три часа раньше, чем он обычно сдавал в печать свои полосы.
— Ну, как дела? — спросил он.
Я ничего не ответила.
— Вот принес тебе…
Тони разложил гостинцы на тумбочке у кровати, нерешительно оглянулся на стул, решая, сесть ему или не стоит, и остался на ногах. Еще он решил сосредоточиться на разглядывании точки чуть в стороне от меня — его явно смущали мой вид и странная, застывшая поза.