- Точно. Никого не останавливал. Кто сколько хотел, тот столько и говорил. А вывод мой такой-если вас с собой увезу, вряд ли найдется в Поселке человек, который пожалеет об этом.
- Так уж и ни одного? - ухмыльнулся Горецкий.
- Сами знаете. Радости от вас тут никакой.
Белоконь присел к столу, сдвинул в сторону консервные банки, крошки, колбасные шкурки, сразу давая попять, что ему здесь не нравится, что разговор будет неприятный. Поглядывая на Горецкого, Белоконь мысленно примерял его к поступкам, о которых узнал за эти дни. Узкие глаза, улыбчивый рот, ровные белые зубы, видно, никому пока не удалось поубавить зубов Горецкому. Но лицо его было каким-то нервным, издерганным.
- Изучаете, начальник?
- Изучаю, - подтвердил Белоконь,
- И какой же диагноз?
- Уже судились?
- А это имеет значение?
- Двести шестая?
- Опять угадали, начальник. Злостное хулиганство.
- Хищник ты, судьбами чужими питаешься - вот тебе мой диагноз! - не удержавшись, перешел Белоконь на "ты". - Себя больно любишь. Но ты не просто свое доказываешь, нечего тебе доказывать, тебе кажется, что утвердиться на земле можно, если только взобраться на кого-нибудь, на спину кому-нибудь сапожищами встать, вот тогда ты вроде повыше будешь.
- И как это вы все сразу решили, как это вам удалось сразу все по полочкам распихать, бирочку мне на шею повесить!
- Не надо, Горецкий. Я перед тем, как к вам прийти, два десятка человек, можно сказать, наизнанку вывернул, я знаю о вас больше, чем вы сами о себе знаете.
И хватит об этом. Перейдем к делу. На вопросы в состоянии отвечать?
- Попробуем. Попытка-не пытка, спрос-не допрос.
- Дело в том, что это все-таки допрос. В заключение вам придется подписать протокол. И показания будут подшиты в уголовное дело.
- Хорошо хотя бы то, что допрос будет, надеюсь, без пытки.
- Ваше игривое настроение могу объяснить только неосведомленностью.
- Так осведомите меня, начальник, просветите меня!
Только не очень долго, мне врачи запретили волноваться. Переохлаждение организма-это такая неприятная штука, если вы, конечно, что-нибудь понимаете в этом.
- По-моему, вам сейчас больше грозит перегрев, - Белоконь кивнул на бутылки в углу.
- О, не обращайте внимания, начальник! Это мы с ребятами слегка отметили мое спасение.
- Вам еще есть с кем бутылку распить?
- Мне всегда будет с кем распить бутылку.
- Не уверен, - жестко сказал Белоконь, - Ну, ладяо. Вы подозреваетесь...
- Ошибочка, начальник! Я не подозреваюсь. Я обвиняюсь. По статье двести шестой. Опять хулиганство.
На этот раз - в магазине.
- Здесь все ясно. И мне, и вам. И суду, надеюсь, тоже будет ясно.
- Ну-ну! Какую висячку вы хотите нацепить на меня?
- Вы подозреваетесь в попытке убийства Андрея Большакова.
- Что?!
- Андрей Большаков с отрядом отправился на поиски. Он искал вас и Юру Верховцева. И той же ночью был обнаружен под обрывом. В связи с этим у меня к вам несколько вопросов. Как все произошло в магазине?
- А что рассказывать, сами говорите, что здесь все ясно. Откуда мне было знать, что этот малохольный Елохип подслушивает нас с Ягуцовым? Вот и позволили себе отозваться о нем не очень лестно. Он кинулся с кулаками, я хотел его оттолкнуть, но в руке нож оказалсякак раз окунька разделывал. По пьянке получилось так, что, сам того не ведая, я оттолкнул его той рукой, в которой был нож.
- Что дальше?
- А дальше приходит добрый молодец Большаков, берет меня под белы руки и ведет к злому колдуну Шаповалову. К тому времени я полностью осознал свою оплошность и готов был раскаяться.
- Большаков вас ударил?
- Нет. У него тормозная система, как у трактора.
Он же боксер. А боксер с повязкой дружинника-страшная сила.
- А Елохин?
- Что вы, начальник! Драки-то не было. Он подслушал наши девичьи секреты, и ему почему-то захотелось эти секреты из моей головы выбить. Но не успел, бедняга. Мне его так жаль!
- Когда вас поместили в камеру, там уже кто-то был?
- Зачем эти наводящие вопросы, начальник? Вам запрещено задавать наводящие вопросы, так что не будем нарушать Уголовно-процессуальный кодекс.
- Согласен. Продолжим.
- Юра Верховцев в камере был. Так вот, Юра и показывает мне, что шурупы, которыми крепится решетка, вывинтить можно. Он уже сообразил, что это можно сделать набойками от каблука.
- Но вывинтили вы?
- Нет, Юра.
- Слабоват он для такой работы. Вот и руки в карман сунули... А я ведь, когда вошел сюда, первым делом на ваши пальцы посмотрел. Содраны они. Подковкой неудобно шурупы вывинчивать, верно? Будем экспертизу проводить или так запишем?
- Зачем лишние формальности, начальник? Мне нечего скрывать. Был грех вывинтил шурупы.
- Почему решили удрать?
- Сам не знаю. Когда выпьешь двести пятьдесят да еще с пивом, можно решиться через Пролив махнуть.
- Неужели так страшно стало, что и буран не остановил?
- Вот мы и на личности скатились... А такой разговор приятный был! Я даже про боли свои забыл, и про физические, и про нравственные.
- Ладно. Продолжим. Зачем Юру с собой взяли?
- Сам увязался. Домой, говорит, мне теперь дороги нет, отец лупить будет... И увязался.
- Как же вы с ним в сопках разминулись?